Белая ворона
Шрифт:
— Спасибо, мамочка. Пока нет. Я в Багдаде кое-что скопил, на первое время хватит.
— Может, сегодня на ужин придешь?
— Лучше завтра на обед.
— Завтра — так завтра. Давай кофе пить.
x x x
Проходя по Немецкой колонии, Домет остановился перед объявлением:
«В субботу в 20.15 в подвальном помещении клуба состоится просмотр фильма о нашей поездке в Германию. Члены „Гитлерюгенда“, а также их воспитатели расскажут о своих впечатлениях от поездки. На просмотр приглашаются все соотечественники. Желательно, чтобы пришло как можно больше
Домета разобрало любопытство. Интересно увидеть хоть на экране новую Германию. А какая пунктуальность у этих ребят: начало не в восемь и не в восемь тридцать, а в восемь пятнадцать, и «без опозданий».
В субботу Домет пришел в клуб «без опоздания». При входе его остановили двое подростков в коричневых рубашках с лакированной портупеей.
— Вы немец? — спросил тот, что повыше ростом.
— В душе — да, — ответил Домет.
— А документы у вас есть?
— Какие документы?
— Подтверждающие, что в душе — да.
Усмехнувшись про себя, Домет порылся в портмоне и достал визитную карточку майора Гробы.
— Этого достаточно?
Подростки щелкнули каблуками и пропустили его. В просторном подвале напротив входа — красное полотнище с черной свастикой и портрет Гитлера в полный рост и в военной форме. Слева — транспарант:
«Жизнь немецких юношей и девушек принадлежит Гитлеру. Бальдур фон Ширах, руководитель имперской молодежи».
Под транспарантом на столе — кинопроектор. На противоположной стене — белая простыня вместо экрана. В центре ровными рядами стоят стулья. В углу — стол с бутербродами и прохладительными напитками.
Народу собралось много. Приехали гости — воспитатели из иерусалимского филиала «Гитлерюгенда». Домет увидел знакомых. Поговорили о переменах в Германии, о необходимости насаждать в Палестине немецкий дух, но разговор пришлось прервать: руководитель хайфского филиала, представительный мужчина в полосатом костюме, попросил внимания и, когда публика утихла, выступил с кратким вступительным словом. Говорил он убежденно и в категорической форме, а когда закончил, погас свет, и на экране поплыли виды Германии.
По сравнению с 20-ми годами это была совершенно другая Германия. Повсюду подъемные краны, стропила, аккуратно сложенные горы кирпичей — нет такого места, где бы ни шло строительство. Часто на лесах висел транспарант «Только нашему фюреру мы обязаны тем, что теперь у нас есть работа».
Домет с удовольствием смотрел на рослых, мускулистых блондинов, которые маршировали на параде, строили дома, мостили дороги, отливали сталь, прыгали с парашютом. С не меньшим удовольствием он смотрел и на белокурых спортсменок. Они тоже маршировали на параде. Время от времени в кадре мелькали члены хайфского филиала «Гитлерюгенда». Они играли в кегли, готовились к слету немецкой молодежи, сидели в парке и распевали бодрые песни, а рядом с ними красовалась табличка «Собакам и евреям вход воспрещен».
Вдруг лента оборвалась, и смущенный киномеханик извинился за то, что не успел освоить новый проектор. Пока киномеханик его налаживал, руководитель филиала объявил сбор пожертвований, и по рядам пошла хорошенькая блондинка в форме «Гитлерюгенда» с кубком в руке. Домет вспомнил церковь и положил в него иракский динар, получив взамен ослепительную
По дороге домой он думал о фильме и о том, как несправедливы критики Гитлера, ведь он возродил Германию из руин.
В клуб «Гитлерюгенда» Домет приходил еще не раз: рядом с комнатой для просмотра фильмов и других мероприятий была комната поменьше, отведенная под библиотеку. Там Домет прочел «Протоколы сионских мудрецов», и они его так заинтересовали, что он сделал выписки: «Способы развала общества: пропаганда демократических свобод и прав человека, подкуп прессы…» Читал он и листовки палестинской национал-социалистской партии; просматривал подшивку журнала «Штюрмер», в котором были карикатуры большеносых пучеглазых евреев со Звездой Давида на груди. Надо отдать должное художнику, выполнены карикатуры прекрасно. Заинтересовала Домета и таблица физических данных мужчин арийского типа, из которой он с огорчением узнал, что под этот тип его физические данные не подходят.
x x x
— Азиз!
Домет оглянулся: Меир Хартинер.
— Куда вы пропали, Азиз?
Домет почувствовал себя неловко, но пожал протянутую руку.
— Здравствуйте, герр Хартинер. Я был в отъезде.
— Что с вами, Азиз? Мы же всегда называли друг друга по имени. С вами определенно что-то происходит. Вы здоровы?
— Не совсем, — соврал Домет. — Старая фронтовая рана открылась.
— Так вам лечиться надо.
— Вот я и уезжал лечиться.
— И как? Помогло?
— Не очень. Скоро опять поеду.
— Ну, ну. А как у вас дела? Как ваша пьеса?
— Какая пьеса?
— Нет, с вами определенно что-то не в порядке. «Трумпельдор» конечно же. В такое время, как сейчас, ваша пьеса помогла бы евреям обрести боевой дух. Ее где-нибудь поставили?
— Герр Гнесин собирался ставить ее в Берлине, но его театр…
— Да, я знаю. Они приехали сюда и скоро закрылись. Вам стоит обратиться в «Габиму». Театр европейского уровня.
— Я подумаю.
— А наши новости вы слышали?
— Какие?
— Про доктора Вейцмана.
— А что с ним случилось?
— На Сионистском конгрессе его сняли с поста президента Сионистского исполнительного комитета и лишили всех полномочий.
«Бог его наказал за то, что он так со мной обошелся», — подумал Домет, а вслух спросил:
— За что же его сняли?
— Он возражал против того, чтобы потребовать создания еврейского государства в Палестине уже сейчас.
— А почему вообще такое государство должно быть создано в Палестине? — холодно спросил Домет.
— Но как же… — начал Хартинер.
— Прошу прощения, я тороплюсь, — сказал Домет.
Хартинер застыл с открытым ртом, а Домет пошел дальше, чувствуя, как его бывший друг сверлит ему взглядом спину.
3
— Я хочу увидеть этого сукиного сына!
Так в машине наместник объяснил капитану Перкинсу свое желание, несмотря на августовскую жару, поехать в Акко, где была назначена казнь знаменитого на всю Палестину арабского бандита из Шхема по кличке «Абу-Джильда», который со своими головорезами застрелил двух английских солдат. Вот тут-то его поимка стала делом чести для всей мандатной полиции. К северу от Рамаллы появился специальный полицейский участок для координации действий различных подразделений, участвовавших в поисках банды. У Абу-Джильды было много кровных врагов, и они помогли англичанам выйти на легендарного бандита.