Белая ворона
Шрифт:
А Бен-Гурион, вернувшись домой, подробно записал в дневнике свою беседу с Антониусом.
Записал в дневнике свою беседу с иерусалимским вице-губернатором и капитан Перкинс:
«На мой вопрос, могут ли евреи и арабы мирным путем договориться о разделе Палестины, вице-губернатор ответил: „И те, и другие ведут себя, как обиженные дети, которым не достался их любимый джем. „Не хотим этот джем, хотим тот““. Но что поделать, тот уже достался не им». А когда я задал этот же вопрос моему слуге Ахмеду, он рассказал мне арабскую притчу. Ехал человек на осле, увидел пешего путника и говорит: «Садись на
Перкинс пришел в восторг от притчи, а слуга добавил:
— Евреи должны слезть с осла, пока не поздно.
Через несколько дней после разговора с Ахмедом Перкинс был в салоне Кэти Антониус, где приехавший из Лондона заместитель министра по делам колоний рассказывал о вошедшем в моду сбалансированном отношении к сионизму, которое находит отражение в редакционных статьях «Таймс» и в парламентских выступлениях депутатов от разных партий.
— А как в Лондоне относятся к арабам? — спросил Перкинс.
— Я расскажу вам о новом спектакле, который видел перед самым отъездом, — сказал заместитель министра. — Это и будет моим ответом на ваш вопрос. Главный герой — чиновник из Министерства иностранных дел, который занимается вопросами Палестины, — вынужден уйти в отставку за измену жене. Он страшно расстроен и говорит, что, если бы его отставка могла положить конец беспорядкам в Палестине, он принял бы ее с радостью. Тут один из персонажей спрашивает его, что нужно арабам. На это отставной чиновник говорит, что точного ответа у него нет, но думает, каждому арабу не помешал бы кусок мыла. Публика хохотала.
Перкинс зашел к своему приятелю Барнсу и пересказал ему сцену с мылом. Барнс тоже захохотал.
— Неужели тебе смешно? — спросил Перкинс. — Это же гадость! Тем более что человек, рассказавший об этой сцене, до этого говорил о корректности по отношению к евреям.
— Ты даже не догадываешься, над чем я смеюсь, — ответил Барнс. — Сионисты попросили у нас лицензию на импорт мыла, а мы им сказали, что в Шхеме уже есть арабская фабрика по изготовлению мыла. «Ну и что, — сказали сионисты, — наше мыло лучше». «Нет, — сказали мы, — дело не в качестве мыла, а в том, что при вашей конкурентоспособности арабская фабрика обанкротится». И что ты думаешь? — Барнс быстро нашел вырезку из газеты «Палестайн пост» и протянул Перкинсу.
Тот взял и прочел вслух: «Покупайте мыло местного производства из нежнейшего оливкового масла без всяких арабских примесей».
— Каково?
На этот раз смеялся и Перкинс.
x x x
Донесения о встречах Алами и Антониуса с Бен-Гурионом совсем вывели из себя муфтия, и он решил перейти от слов к делу. Такому решению способствовала еще и его тайная встреча на Мертвом море с немецким генеральным консулом, который передал властям нацистской Германии просьбу муфтия «о финансовой помощи в борьбе с британским империализмом». Немцы незамедлительно дали деньги, но муфтий временно отложил борьбу с
В пятницу трое киббуцников из Иорданской долины, закончив дела в Хадере, возвращались домой на машине. Около Туль-Карма им помахал издали человек, и они остановились. Это был средних лет араб. Он вынул сигарету и знаком попросил прикурить. Пока один киббуцник доставал спички, араб подошел к машине. Чиркнула спичка, араб выхватил из кармана пистолет, грохнул выстрел, за ним второй, третий. Двое киббуцников были убиты на месте, один выжил.
Четыре дня спустя арабы атаковали еврейские кварталы в Яффо и убили шестнадцать евреев.
Беспорядки молниеносно распространились по всей стране. Арабы подкладывали мины на дорогах, устраивали засады, обстреливали автобусы, бросали гранаты в поезда, уничтожали плантации евреев в Изреельской долине, травили скот в киббуцах, поджигали дома в городах и в сельскохозяйственных поселениях. Одна из самых наглых вылазок была в Иерусалиме: в роскошном городском кинотеатре «Эдисон», где в тот вечер показывали советский фильм «Песнь о счастье», бросили бомбу. Троих недавних репатриантов из Польши убило на месте.
Несколько недель спустя молодой араб выстрелил в офицера английской полиции, ехавшего в машине, ранил его и был убит ответным огнем. И тогда выяснилось, что этот же араб бросил бомбу в «Эдисоне» и что он же приходится племянником тому самому Мусе Алами, с которым Бен-Гурион пытался договориться о разделе Палестины. На похоронах известный арабский педагог и писатель Халил Сакакини сказал: «Его подвиг нельзя сравнить ни с каким другим, кроме великих подвигов шейха аль-Касама». А своему сыну, учившемуся в американском университете, Сакакини написал: «Мы засыпаем и просыпаемся под свист пуль. Вокруг рвутся бомбы, гремит стрельба, арабы сжигают пардесы[13] евреев в Яффо, взрывают мосты, перерезают телефонные провода, сваливают на землю электрические столбы, изо дня в день перекрывают дороги и каждый день проявляют чудеса героизма. Властям и в голову не приходило, что арабы способны на героизм».
Политическое и военное руководство арабским восстанием осуществлял Высший арабский совет во главе с иерусалимским муфтием. Этот же совет объявил о начале всеобщей и бессрочной арабской забастовки, рассчитывая, что экономический бойкот евреев доделает то, что не успели сделать ножи, ружья и бомбы.
За первые шесть месяцев восстания было убито девяносто евреев и ранено триста шестьдесят девять. А евреи спорили, вправе ли они убивать арабов, и если вправе, то поможет ли это делу сионизма или только повредит.
Бен-Гурион призывал проявлять выдержку. Его противники утверждали, что выдержку арабы воспримут как слабость евреев и начнут еще больше бесчинствовать. У сторонников Бен-Гуриона были веские аргументы в пользу выдержки: если евреи начнут без удержу убивать арабов, те перейдут к кровной мести. И противники, и сторонники Бен-Гуриона пустили в ход Библию: первые кричали «Не убей!», вторые — «Око — за око!».
Кончились споры, когда признавший свою ошибку Бен-Гурион согласился на предложение сформировать подчиненные ему лично боевые отряды для выполнения особых операций возмездия.