Белая ворона

Лазарис Владимир

Домет посмотрел на дурацкий хохолок.

— Красиво.

— Да тебе наплевать на мою прическу.

«Чертова Адель испортила весь аппетит. Но какое это имеет значение! Германия просит меня помочь ей! Наконец-то фортуна повернулась ко мне лицом. Германии нужно мое перо, мой талант. Может, потом я стану знаменитым разведчиком и напишу пьесу о разведчиках, а лучше — роман. Меня же не заставят убивать? Какая чушь лезет в голову! Если с газетой все выгорит, я буду заниматься своим делом. Интересно, что говорил обо мне майор Гроба? Неужели он теперь работает в военной разведке? Или у него там знакомые? Сейчас не до пьес. Германии нужна моя помощь! Но не бесплатно же. Сколько мне дадут на газету?»

А Кляйншток, закрыв

за Дометом дверь, сел писать донесение. К своему вымышленному имени он давно относился как к нестоящему. Даже если бы его разбудили среди ночи, он сказал бы, что он — агент по продаже велосипедов Эрвин Кляйншток, а не капитан Абвера Дитрих Вебер, которого послали резидентом в Палестину для создания шпионской сети. Кляйншток не случайно выбрал штаб-квартирой Хайфу: порт, смешанное население, богатая Немецкая колония с лучшим в Палестине филиалом национал-социалистской партии, и, что очень важно для торговли велосипедами, в Хайфе в отличие от Тель-Авива не проходили еврейские демонстрации с требованием бойкотировать немецкие товары. Так что немецкие велосипеды с удовольствием покупали даже арабы из соседних деревень, которым было удобно ездить на работу в город. И этот писака Домет с его связями и возможностями тоже живет в Хайфе. А про газету он неплохо придумал: отличный способ сбора информации.

Донесение Кляйнштока ушло в Берлин вовремя, но вопрос о прогерманской газете в Палестине на арабском языке застрял где-то в бюрократическом лабиринте, пока глава Абвера адмирал Канарис не позвонил министру пропаганды, доктору Геббельсу. И хотя они терпеть не могли друг друга, бюджет нашелся незамедлительно к обоюдной пользе: ведомство Канариса получило прикрытие для агентуры, а ведомство Геббельса — незаменимое орудие для борьбы с англичанами. По специальному распоряжению Геббельса, арабской газете «Аль-Кармель» ко всему прочему полагалась ежемесячная норма бумаги по сниженным ценам.

Под редакцию еженедельника «Аль-Кармель» Домет снял просторное помещение в центре города. Пять канцелярских столов, несколько пишущих машинок и секретарша — вот все, что требовалось для редакции. Присланные из Берлина деньги позволили Домету без труда перекупить из других газет трех опытных журналистов, которые заполняли «Аль-Кармель» статьями на злобу дня, собирали наиболее интересные зарубежные публикации из арабской прессы и тщательно сортировали письма читателей, выискивая среди них возможных корреспондентов на местах. Но Кляйншток попросил зачислить в штат еще и двоих молодых арабов-мусульман — Карима и Саида. Они разъезжали по стране, собирали материал и редко появлялись в редакции. А своего среднего брата Салима Домет сделал специальным корреспондентом «Аль-Кармель» в Египте и начал публиковать философско-публицистические эссе дяди Джабара, которые тот присылал из Бейрута.

С самого начала газета Домета заняла антибританскую позицию. Она ратовала за то, чтобы англичане покинули Палестину. Палестина — страна арабов. А в колонке редактора появлялись сентенции такого рода: «Англичане сделают благое дело, если, покидая Палестину, прихватят с собой евреев, которым здесь не место».

Антиеврейская позиция Домета в основном сводилась к борьбе против еврейской иммиграции в Палестину.

Домет опубликовал в своей газете гневную статью одного из приверженцев муфтия против британского империализма и его союзника сионизма. В этой статье были такие строки: «Англичане и сионистские вожди называют наше движение религиозным и расистским. Мы же советуем евреям отказаться от своих вождей, которые продали их англичанам, а не воевать с движением арабского освобождения. Только в таком случае они останутся в живых!»

Иерусалимский муфтий регулярно читал «Аль-Кармель» и даже выразил желание познакомиться с таким талантливым публицистом, как господин Домет. Когда муфтию сообщили, что Домет в прошлом поддерживал сионистов, он заметил:

—

У арабов есть мудрая поговорка: «Верблюд о четырех ногах — и тот спотыкается, чего же хотеть от человека».

Стоило муфтию сослаться на поговорку, как арабы простили Азиза Домета.

«Аль-Кармель» сначала была рупором арабского национального движения, а потом начала прославлять национал-социализм, родственный по духу этому движению. Домет переводил на арабский избранные материалы из «Штюрмер», когда однажды ему пришла в голову блестящая мысль: напечатать «Протоколы сионских мудрецов». Какое еще нужно доказательство тому, что евреи вынашивают план захвата власти во всем мире. Ведомство доктора Геббельса щедро оплатило перевод «Протоколов» на арабский. Номера «Аль-Кармель» с «Протоколами» расхватывали как горячие лепешки. В каждом номере Домет печатал по одному «протоколу». Муфтий и арабы были в восторге, евреи — в ярости, англичане — встревожены. А Домет на волне успеха издал «Протоколы» отдельной книжкой, которая, за отсутствием автора, принесла неплохие барыши.

Очень скоро «Аль-Кармель» стала ежедневной газетой, штат увеличился втрое, а у главного редактора Азиза Домета появилась личная секретарша.

По определенным дням Домет встречался с Кляйнштоком на явочной квартире, и они обсуждали положение в Палестине, политические новости и людей, которые интересовали капитана.

Раз в месяц Кляйншток платил Домету жалованье как редактору газеты и брал у него расписку.

Домет шел в гору. Деньги помогали скрашивать семейную жизнь, позволили переехать поближе к Бахайским садам, Адель начала покупать себе наряды и принимать гостей, говоривших по-немецки, у Гизеллы появились новые куклы, и у них теперь были только немецкие имена.

х х х

Страшный взрыв на арабском базаре потряс всю Хайфу. Среди разнесенных в щепки овощных лотков в лужах крови лежали десятки убитых и раненых. Арабы обвинили евреев в убийстве невинных людей, а евреи обвинили арабов в том, что те устроили взрыв, чтобы оправдать погром против евреев. В редакционной статье «Аль-Кармель» написала, что «евреи не сломят свободолюбивый дух палестинских арабов», процитировала Гитлера: «Лучше мир протестовал бы против угнетения брошенных на произвол судьбы арабов в Палестине, чем нападал на Германию» — и выразила уверенность, что взрыв на хайфском базаре — «дело рук сионистов во главе с Бен-Гурионом».

А Бен-Гурион в беседе с наместником утверждал, что взрыв на базаре — дело рук арабов, завербованных нацистскими агентами.

На очередной встрече с Кляйнштоком Домет спросил, знает ли тот что-нибудь о взрыве.

— Смутное время, герр Домет, — спокойно ответил Кляйншток, — самое подходящее, чтобы сеять панику в рядах противника.

Кляйншток периодически бывал в немецких колониях Иерусалима и Тель-Авива, а также в немецком консульстве. На смену прежнему генеральному консулу — либералу, да еще и женатому на еврейке, в Палестину приехал новый генеральный консул — член национал-социалистской партии Эрик Шульц, которого Кляйншток считал набитым дураком. При виде Кляйнштока он вытягивался в струнку, без лишних слов обеспечивал ему телефонную связь с Берлином и возможность пользоваться дипломатической почтой.

Во время очередного визита к новому генеральному консулу Кляйншток спросил его:

— Что хочет от нас эта старая лиса муфтий? Мы ему уже помогли и деньгами, и оружием. Что ему еще нужно?

— Создать национал-социалистскую арабскую партию в Палестине.

— Он того и гляди объявит себя арабским фюрером. Вы запросили Берлин?

— Да. Мне ответили, что членом национал-социалистской партии может стать только ариец.

— Муфтию вы этого еще не передали?

— Не успел.

— И не передавайте. А что с евреями? Они тоже ищут контактов с Германией?