Белая Яся. Подарки
Шрифт:
– Вашими молитвами, пан Добрович.
Фальшиво улыбаюсь и подаю руку.
Он целует кончики моих пальцев.
Меня прошивает отвращение.
И, кажется, дорогая красивая оболочка слетает с Добровича, и я вижу грязное страшилище, самое мерзкое из всех, что когда-либо порождала тьма.
– Пройдёмся?
– обворожительно улыбается он.
– У хозяйки дома - замечательный зимний сад.
Голос у Стефана - чарующий. Особенно, если прикрыть глаза - обволакивает, пленяет. У него изысканный парфюм и драгоценные запонки
А я ёжусь от одной только перспективы.
Ведь в зимнем саду - много укромных уголков, да и до главного зала далековато. К тому же, при таком шуме, никто и не услышит, хоть охрипни.
Забрасываю за ухо прядь и, видимо, слишком заметно нервничаю.
Он приподымает бровь:
– Вы не доверяете мне?
– У меня есть некоторые основания ...
– Ах, простите!
– совершенно неискреннее заявляет он.
– Но у меня есть оправдание: виной всему - ваша красота.
– Несколькими минутами ранее вы сказали, что я похорошела. Стало быть, у меня ещё меньше оснований доверять вам.
– Хлоя!
– доверительно произносит Стефан.
– Я порядочный человек.
– Зачем же вы зовёте девушку уединиться?
– Потому что есть темы, которые оговариваются без посторонних, к тому же - здесь шумно.
Нахожу деда. Он возле камина, в кругу престарелых светских снобов обсуждает последние политические новости. Ловит мой взгляд, салютует мне бокалом виски и подмигивает: мол, не бойся, иди.
Мне и впрямь не хочется выглядеть параноидальной трусихой.
– Вы меня заинтриговали, - говорю я, и всё-таки опираюсь на протянутую руку. Но память услужливо подсовывает, как эта рука задирала мне юбку. Слегка отшатываюсь, сдерживаю отвращение.
Переключаюсь на другое - как Ян целовал и касался меня вчера. Его ласки вызывали сладкое томление, но ничуть не унижали. Наоборот, я парила, чувствовала себя восхитительной, желанной, необходимой.
Эти воспоминания согревают, и у входа в зимний сад я всё-таки высвобождаю руку и отстраняюсь.
Здесь царит полумрак, и меня снова охватывает волнение.
Но Стефан - сама любезность.
– Хлоя, - говорит он с жаром, и глаза его влажно блестят, - я не могу выбросить вас из головы. Вы лучшее, что случалось со мной! Попрошу простить меня за тот бестактный поступок. Поверьте, осуждение окружающих и презрение к себе - достаточное наказание.
И вот сейчас мне становиться горько и не по себе. Не хочу извинений от Стефана, а от Яна получу вряд ли. Сглатываю ком, прижимаю руку к груди и говорю:
– Прощаю вас и не хочу больше возвращаться к этой теме.
– Понимаю ...
– он вдруг становиться робким, - давайте забудем вместе. И начнём заново, а?
Сердце колотится взволнованно и часто.
– Вы ставите меня в неловкое положение. Если я дам утвердительный ответ - он посеет ложные надежды, отрицательный - обижу
– Не торопитесь с ответом, - чуть растерянно улыбается он, смущая меня ещё больше, - подумайте, взвесьте. Я готов ждать столько, сколько нужно. Потому что я люблю вас, Хлоя.
Это нечестно. Совсем.
Трудно говорить "нет", когда на тебя смотрят с нежностью и надеждой.
Но я долж ...
... стена за моей спиной отъезжает, чьи-то руки хватают меня поперёк талии и куда-то тащат.
Я успеваю только ойкнуть. И замечаю, как выражение романтической печали покидает красивое лицо Стефана.
– Эй!
– возмущённо восклицает он.
– Почему вы всегда убегаете в самый ответственный момент! Что за шуточки?
И это вместо того, чтобы броситься на помощь! Ублюдок!
– Какие тут шуточки!
– ору я, и пытаюсь вырваться, сбросить руки похитителя, но захват лишь становиться сильнее.
– Помогите мне!
– Нет-нет, на эти игры я не подписывался! Увольте!
– он разворачивается и поспешно ретируется.
А меня, между тем, утаскивают в какой-то коридор.
– Стефан!
– кричу я.
– Нет! Помогите же!..
Дура! А я чуть не повелась на его сладкие речи!
Но мне бесцеремонно зажимают рот рукой. Я лягаюсь, понимаю, что попадаю каблуком по ноге, так как преступник над моим ухом тихо пропускает сквозь зубы воздух.
Пытаюсь ударить второй раз, ну туфли слетают одна за другой. Это неплохо, так будет понятно, куда меня утащили.
Путь наш лежит по длинному коридору, где, словно жилы гиганта, переплетаются трубы, выкрашенные в различные цвета.
Я пытаюсь царапаться и даже впиваюсь зубами в руку, закрывающую мне рот. Поздно вспомнив, что это - злит маньяков, и жертвы лишаются зубов. В моём случае, к счастью, обходится.
Похититель лишь зло шипит:
– Не дёргайся!
Меня затаскивают в какое-то полутёмное помещение, должно быть, котельную - здесь тихо гудят котлы - и ставят на пол.
По спине, от близости преступника, пронимает холодок. Ногам тоже холодно на бетонном полу, меня начинает трясти.
Похититель говорит спокойно и тихо, но от его бегут мурашки:
– Сейчас я уберу руку, но ты не будешь кричать. Хорошо?
Киваю.
– Вот и молодец!
– хвалит он и убирает руку.
Хватаю ртом воздух и понимаю, как мне страшно.
Он обнимает меня со спины, неожиданно нежно. Ладони скользят по талии, опускаются на бёдра, потом снова поднимаются вверх. Поцелуй в висок невесомый, как прикосновение бабочки. И голос, куда более тёплый и родной, утешает: "Тише-тише".
Я вздыхаю, чувствую, как щиплет глаза.
Он осторожно, через одежду, сжимает мою грудь, отчего по телу побегают искорки и говорит:
– Босиком на бетоне. Простудишься.
Подхватывает и усаживает на какие-то коробки.