Белая Яся. Подарки
Шрифт:
– Хочу тебя.
От его слов ведёт, как от шампанского.
Ян без особых усилий подхватывает меня на руки и несёт на диван. Опускает бережно, и теперь поцелуи становятся осторожными и лёгкими. Будто меня спрашивают: можно?
Прикрываю глаза и доверяюсь ему.
Между ласками он шепчет:
– Красивая ... Нежная ... Желанная ...
И я растворяюсь в этих словах. Хочу быть его. Принадлежать безраздельно.
Он вытаскивает шпильки из моей причёски, волосы рассыпаются по диванной подушке. Ян запускает в них пальцы и прячет лицо. Его дыхание обжигает мне шею.
От его близости невыносимо жарко. Одежда липнет к телу.
Пусть он скорее избавит меня. А я - его. Помогаю стащить свитер, потом принимаюсь за пуговицы рубашки ...
Он перехватывает запястья, сжимает их на грани грубости и накрывает мои губы своими. В этот раз поцелуй глубокий и страстный. И по жилам уже струится раскалённый металл. Стекает вниз живота ...
Нас отвлекает звонок в дверь.
Чёрт.
Приходится прервать поцелуй.
Ян в ярости.
– Ты кого-то ждёшь?
– Нет, - мотаю головой.
– Я убью этого мерзавца! Кто бы он ни был! Испортил нам вечер!
Я благодарна за "нам", но допустить убийства в рождественскую ночь не могу. Поэтому прошу Яна попридержать пыл, чмокаю в щёку и бегу к двери.
... Он радостен и улыбается во все зубы.
– Ну, здравствуй, малышка. Я всё-таки вырвался к тебе!
– Дедушка?!
– Да, пташка моя. Твой дедуля приехал. Всё-таки Рождество - семейный праздник. Но что-то ты не рада! Или ... ты не одна?
О, да! Не одна!
И только от одной мысли, что они сейчас встретятся и мир разлетится на осколки, мне плохеет. Видимо, потрясений на сегодняшний день оказывается слишком много, и меня накрывает благодатная тьма.
И уж не знаю, кто из них успевает подхватить меня ...
– 6 -
... Но в чувство приводит точно дедушка - сидит рядом, суёт под нос ватку с нашатырём.
Слышу обрывки фраз.
– ... ты посмел! Марать её своими грязными прикосновениями, тварь! Зарвался! Равным себя почувствовал! Она столько для вас сделала, монстров неблагодарных.
Я смотрю на Яна. Он стоит у двери потерянный и одинокий. Голову опустил, кулаки стиснул.
За что дедушка так с ним?
Злюсь и пытаюсь встать.
– Дедушка! Он мой гость! Я сама его пригласила.
Встаю и подхожу к Яну, хочу обнять, но он шарахается от меня, как от чумной.
– Ваш дедушка прав. Я должен идти.
Холодно и отчуждённо. Словно не было тех сумасшедших поцелуев и тянуче-сладкого "хочу тебя".
Теперь взгляд колючий.
Почему-то чувствую себя предательницей и понимаю: если он уйдёт сейчас - потом не подпустит на пушечный выстрел.
Пусть дедушка от меня отречётся. Оставит без наследства и содержания. Мне всё равно.
Я не могу потерять Яна.
Потому что я ... впервые в жизни ... сейчас я осознаю это чётко ...
– Он не прав! Здесь - мой дом и ты - мой гость. И вообще ... я ... я ... люблю тебя ...
Ян
А у меня за спиной ехидно смеётся дед.
Я зла на них обоих. Разорвала бы в клочья. Треснула лбами. Потому что нет никого дороже и роднее.
Реву, как последняя плакса. И совсем-совсем не знаю, что мне делать.
Ян поворачивается и смотрит с тоской.
Говорит тихо и обречённо:
– Не плачьте. Я не стою ваших слёз. А ваша любовь - слишком дорогой подарок. Я не могу его принять. И мне, правда, лучше уйти.
– Ещё шаг - и я пристрелю тебя, ублюдок.
Кошусь на деда и замечаю у него в руках пистолет с сонными дротиками. Всегда при себе. Работа опасная. Не удивлюсь, если намешал туда такой гадости, что Яна долго корёжить будет.
– Я тебя не прогонял. А ты - ещё и до слёз её довёл. Моя добрая девочка, - он обводит пистолетом комнату, - всё это сделала для тебя. Она тут унижается, в любви тебе признаётся, а ты ...
Ян растерян и напуган. Но скорее не намереньями деда, а его словами. И, кажется, полностью дезориентирован. Ведь раньше дед отругал его за то, что Ян касался меня.
Он не подойдёт.
Поэтому подхожу сама, в этот раз он позволяет коснуться.
Я кладу руки и голову ему на грудь, и Ян говорит совсем тихо:
– Не надо плакать.
Чувствую, как подрагивают пальцы, когда он проводит ладонью мне по спине.
– Так значит, - говорит дедушка.
– То есть, он - твой сознательный выбор.
– Да, - отвечаю я, поднимаю лицо и встречаю взгляд Яна, полный благодарности, нежности, отчаяния и ещё не пойми чего.
– А ты, васпа, обещаешь её беречь?
– Да, - отвечает Ян, и обнимает меня уже увереннее и надёжнее.
Так правильно. Не отпускай.
– Умеешь ты делать сюрпризы, Хлоя. Прямо, как твоя мать, которая выскочила за своего эгерца и слушать меня не хотела! А упрямство у тебя его, Миллеровское, будь он проклят и земля ему пухом!
– дед кладёт пистолет на стол, откупоривает шампанское, наполняет бокал, пьёт залпом.
– И если Марину, твою маму, я ещё мог понять, то тебя - никак! Влюбиться! в васпу! Это всё равно, что полюбить вон его, - кивает на пистолет.
Я чувствую, как напрягается Ян, и прижимаюсь к нему ещё сильнее.
– А ты?!
– понимаю, что дед обращается к Яну.
– Решил, что теперь всё можно. Равным себя посчитал?
Обнимаю за шею, шепчу:
– Не отвечай.
Он и не собирается. Вместо этого - трогает мои волосы, целует в макушку. Успокаивается.
Мне рядом с ним тепло и правильно.
– Разбаловала вас, насекомых, моя внучка. И знаешь, есть одна беда - я не могу ей возражать. Вениамин, вон, считает, что у вас можно вырастить души. Благодаря его наработкам и появилась "О.С.А.". Васпы научились любить и им есть, что терять. Он умеет убеждать. Я никогда не принимал психологию всерьёз. Не могу апеллировать к исследованиям, результаты которых не увижу даже под микроскопом. Но раз моя девочка выбрала тебя, я поверю этому ненормальному. Но если хоть волосок упадёт с её головы ...