Бельгийский лимонад
Шрифт:
«На ваш № ... Нами проведена беседа с Сергеевым В. М. Он рассказал, что в 1945 г. служил во взводе управления 2 дивизиона 808 гап. У Сергеева сохранилась фотография дивизиона, относящаяся к периоду июня-июля 1945 г. На обратной стороне перечислены все снявшиеся, но фамилия «Бовин» зачеркнута, вместо нее вписана фамилия Родионенко». Инициалы не изменены. На вопрос, почему исправлена фамилия, Сергеев пояснил, что вскоре после войны познакомился с учителем, который побывал у него в гостях, а увидев эту фотографию, рассказал, что этот человек — его земляк, он его знает с детства, они оба с Брянщины,
Фамилия учителя Пожнев, имя Василий, отчества Сергеев вспомнить не смог. Какое-то время они с ним переписывались, учитель тогда жил в селе в Казахстане, в Актюбинской области, название села и района вспомнить не смог, письма той поры не сохранились.
По минованию надобности фотографию просил возвратить.
Нач. Кировского РО УКГБ СССР по Калужской области».
Из «Дела об ордене»
«...— Пожалуйста, товарищ майор, готов ответить на ваши вопросы, мне утаивать нечего: наказание за свою службу у немцев отбыл на полную катушку, без послабления. Но хотел бы знать, почему именно ко мне с этим пришли?
— Нам тоже, однако-то, утаивать нечего, Василий Прокофьевич: надо уточнить некоторые биографические данные кое-кого из ваших земляков. Понимаете? Вот и потребовалась ваша помощь.
— Кто вас конкретно интересует?
— Видите ли, для нас важно, чтобы вы на них вышли без нашей подсказки. Будет какая-то гарантия объективности. Поэтому хорошо бы припомнить всех, с кем в этот период приходилось общаться в родных местах.
— Ну, всех-то навряд ли удастся, столько лет прошло... В общем, значит, так: сам я с двадцать второго года, а родился, как вы уже знаете, в Брянской области — Погарский район, село Случевск. До начала войны учился в городе Новозыбкове в учительском институте. В августе месяце сорок первого года наша местность была оккупирована немцами. Я проживал в оккупированной местности в селе Случевск у своих родителей.
В это же время в Случевске проживали люди разных возрастов мужского пола:
Карцев Степан — поступил на службу к немцам, ходил в их форме. Слыхал, что был осужден. Где находится сейчас и чем занимается, не знаю.
Крохин Михаил — тоже поступил на службу к немцам и служил или полицейским, или в войсках, но носил военную форму. Немецкую. Потом перешел к партизанам. Ему оторвало руку на войне.
Почтовый (это такая фамилия, имени не помню) — был у нас в Случевске при немцах старостой, слыхал, что его потом расстреляли партизаны.
Данченко Иван — его отец был казнен немцами, а сам он поступил к ним на службу, после войны был вроде бы осужден. О дальнейшем не знаю.
Бойко Николай — проживал в Случевске во время оккупации с матерью, куда потом девался, не знаю.
Вот, пожалуй, и все, кого могу припомнить.
Во время оккупации у нас в Случевске немецкие части не стояли, немцы появлялись наездом. Немецкий гарнизон и комендатура находились в Гремяче — это местечко, бывший райцентр, в четырех километрах от Случевска...
— Спасибо, Василий Прокофьевич, дальнейшего можно, однако-то,
— Нет, никого не узнаю... Хотя, подождите: вот на втором снимке — этот человек похож на Бойко Николая, который, как я уже сказал, проживал в Случевске во время оккупации.
— Тогда, Василий Прокофьевич, попрошу вас взглянуть на это групповое фото — тут, как видите, наши солдаты. Сорок пятый год. Никого здесь не узнаете?
— Не хочу, товарищ майор, вводить вас в заблуждение: у меня всегда была плохая память на лица.
— А вот вы на том снимке назвали Бойко — среди этих солдат никто на него не похож?
— Да, действительно, этот человек тут тоже есть. Меня сбила с толку одежда: там он — в гражданской, а тут — военная форма.
— Так, хорошо. А сейчас давайте перевернем фотографию, посмотрим в подписи его фамилию: третий слева...
— Все, товарищ майор, сдаюсь, вы меня приперли к стенке: конечно же, это Родионенко, Василий Родионенко, тоже уроженец Случевска. И фамилия Бовин переправлена на Родионенко моей рукой. Когда вы эту фотографию достали, я тут и понял, с какого конца на меня вышли... А что сразу не назвал вам его, так единственно из-за Америки: как он драпанул туда после войны, так мы все вычеркнули его из памяти...
— Откуда у вас сведения, что он эмигрировал?
— Из разговоров. Единственно — из разговоров.
— А где он находился во время войны, чем занимался?
— Чего не знаю, того не знаю. Не осведомлен. Совершенно.
— Вы же, насколько я понял из беседы с Сергеевым, встречались с Родионенко в сорок четвертом или сорок пятом?
— А, да, действительно. Было. Одна встреча. Мимолетная.
— Фотографию свою он вам в тот раз подарил?
— Фотографию? А, да, действительно. Было... Догадываюсь, сейчас спросите: где встречались? На СПП в Пирне. На сборно-проверочном пункте в городе Пирна. Он тогда переслал со мной фото для своего отца и для одной девушки — наверное, уже замыслил свистануть за океан...
— Фамилию девушки назовите, пожалуйста.
— Данченко. Лидия Данченко... Фотографии я передал по назначению, когда ездил в Случевск вскоре после войны.
— А...
— Понимаю: вас интересует фотография, подаренная мне? Сейчас покажу, пожалуйста, секрета из этого не делаю, нет нужды. Могу даже отдать ее вам, для меня она ценности не представляет. Особенно после того, как узнал про Америку. Надо же, прельстился блеском чужой жизни!..
— Всё же убеждены, однако-то, что он эмигрировал?
— Иначе бы какой-то звук подал о себе в родные места. Не стерпел бы. В Случевске все считают, что их Вася за океаном.
— А вы переписываетесь со своими? У вас кто-то остался там?
— Это только любопытство или?.. Я обязан отвечать?
— Что вы, Василий Прокофьевич, это же не допрос — беседа. Просто я подумал, вдруг захотите черкнуть туда со мной пару строк? Я ведь от вас сразу в Случевск...»
(Из беседы майора Чедуганова Б. А. с Пожневым В. П. — диктофонная запись)