Бельгийский лимонад
Шрифт:
Непредвиденный цейтнот
Научные командировки планируются, как правило, заранее. Тем более зарубежные. А тут в институте сложилось так, что возникла надобность в срочном порядке направить двух специалистов в Англию. И одним из кандидатов оказался Бовин.
Причем, как выяснилось, выбор пал на него в результате шагов, предпринятых самим Бовиным. В иной ситуации такая инициатива могла бы рассматриваться как проявление естественного желания расширить научный кругозор да заодно обогатиться туристскими впечатлениями,
Голиков объявил экстренный сбор. Чедуганов, Овсянников, Шуляков.
Шулякову не сразу удалось оторваться от новых забот, пришел, чуть запоздав. И спросил от порога:
— Поди, все уже обсудили?
Голиков сказал ему, жестом приглашая занять привычное для него место у столика (Чедуганов с Овсянниковым разместились на стульях у стены):
— Пока еще думаем, с какого конца начать.
— А тут думай не думай, решение может быть только одно: каким-то образом помешать выезду.
Чедуганов сверкнул на него черными, с характерным разрезом глазами:
— Просто сказать, однако-то: помешать выезду!
— Я и не утверждаю, что это просто сделать, я лишь подвожу мысль к целевой установке, к итогу. Да, к итогу.
— А конституция? — продолжал горячиться Чедуганов. — Он пока еще обладает всеми правами советского гражданина!
Голиков увидел, как Овсянников переводит глаза с одного на другого, спросил:
— А у вас какие соображения, Юрий Петрович?
— Мне кажется, тут не может быть двух мнений, — отозвался Овсянников, — ситуация такая, что мы просто не имеем права спокойно ждать, как решится вопрос с его поездкой за рубеж, мы просто обязаны вмешаться. Только вот в какой форме это осуществить, честно говоря, не знаю.
— Вариантов у нас нет, — вклинился Чедуганов, — форма может быть одна: высказать свои соображения руководству института.
Ни Овсянников, ни Голиков не успели отреагировать, подключился Шуляков:
— Руководству института? — приступил он к Чедуганову. — А что ты ему скажешь, Борис Абикеевич? Скажешь, что Бовин такой-сякой? Все напрямую? Намеками ведь не обойтись...
Овсянников повернулся к Голикову, предложил:
— А почему не поставить перед прокуратурой вопрос об изоляции Бовина? Разве после того, что Борис Абикеевич привез из Случевска, нет оснований просить санкции на арест?
— Именно! — поддержал Шуляков.
Голиков непроизвольно нахмурился:
— Пока в нашем распоряжении нет прямых доказательств его преступной деятельности, мы не получим санкции не только на арест, но и на задержание. Прав Борис Абикеевич: через конституцию не перешагнуть. Бовин находится под ее защитой. Просить санкцию на арест — это значит противопоставлять закону эмоции.
Шуляков вскочил, едва не повалив стул, покружил на пятачке между окном и столиком, вывернул из кармана вместе с подкладом пачку «Беломорканала»:
— Он еще под защитой конституции! — качнулся в сторону Голикова. — Мы еще числим за ним права советского гражданина! — Повернулся к Чедуганову: —
— И тем не менее мы не имеем права с этим не считаться, — возразил ему Голиков, потерев пальцами левый висок, откуда начинало знакомо постреливать мигреневой болью в глаз. — И не вам это объяснять, Валентин Кириллыч.
— И не надо объяснять, знаю я границы наших прав, на сто рядов знаю, просто это из меня реакция на Случевск выплескивается.
Голиков показал глазами на пачку папирос в руках у Шулякова:
— Примите успокоительное и давайте думать... Меня вот тут одна мысль точит: что, если нам сделать ход конем, попытавшись решить вопрос о зарубежной поездке Бовина с помощью самого Бовина?..
Все молча ждали продолжения, только Шуляков не удержался, пробурчал:
— Чего не люблю, так это ребусов!
— Сейчас, Валентин Кириллыч, — усмехнулся Голиков. — Мысль такая: почему бы нам не выложить ему впрямую все, что стало о нем известно? Ему тогда, сами понимаете, не до поездки станет...
— Это что-то новое в практике розыска, — вскинулся Шуляков. — Как мы сможем все ему выложить, если он еще пока не под следствием у нас?
— Не под следствием, правильно, но разве мы не можем пригласить его, скажем, на беседу? Помимо того, что это даст возможность откровенно сказать, что нам известно его настоящее лицо, у нас есть к нему и немало вопросов. Не так ли? Конечно, Случевск открыл глаза на многое, но на все ли? И все ли из того, что вскрылось, мы в состоянии подтвердить без помощи самого Бовина? Так, может, и поставить его лицом к лицу с теми фактами, которыми теперь располагаем?
— И что это даст?
— А то даст, что в этом случае ему придется волей-неволей помогать нам, объясняя выявленные факты. Разве не так?
— Так, так. И без беседы не обойтись, однако-то, — поддержал Чедуганов. — Вопросов к нему действительно много. И не только по Случевску. Когда я с Пожневым толковал, он все старался в сторону от Родионенко уйти, сильно старался, даже на фотографии пытался выдать его за другого своего земляка — за Николая Бойко. А почему? А потому, как теперь проясняется, что их связывает общая ниточка, и тянется она далеко за пределы Случевска. Давнее следствие ту ниточку упустило, и Пожнев теперь опасается, однако-то, как бы мы не вышли на Родионенко, а через него — на это темное пятно в их биографиях...
Судили-рядили добрых полдня, цейтнот, в котором непроизвольно оказались, подстегивал, все понимали: шаховать времени не остается, ход должен быть матовым.
Подводя черту, определились:
1. Выйти на прокурора области — просить:
а). Согласия на проведение с Бовиным беседы в стенах областного управления КГБ.
б). Рассмотрения вопроса о задержании Бовина в случае, если в ходе ее будут получены достаточно убедительные доказательства его преступной деятельности.
2. Связаться по ВЧ со следственным отделом КГБ СССР, просить: