Белое движение. Исторические портреты. Том 2

Кручинин Андрей Сергеевич

Сам Семёнов, очевидно, впоследствии сурово оценил свои поэтические «грехи молодости», не сохранённые им даже для детей (дочь его вспоминала: «...Некоторые родные уверяли, что он и сам писал стихи, но я его стихов не читала и подтвердить не могу»), а вот любовь к русской классике, которую в рамках общеобразовательных дисциплин старались прививать будущим офицерам, сохранилась у Атамана до конца его жизни. Что же касается критиков «прогрессивно-демократического направления» в качестве объектов «штудий» юнкера Семёнова - приходится допустить некоторую сумбурность его юношеских воззрений, хотя более поздние упоминания о монархизме Атамана свидетельствуют, что «прогрессивные» соблазны младых лет, если они и были, оказались успешно преодолёнными. 3 ноября 1909 года Семёнов был произведён в младшие урядники, а

это было бы невозможным при плохой успеваемости или предосудительном поведении.

В стенах училища судьба впервые свела Семёнова с офицером, также вошедшим в историю с неизменным добавлением к фамилии - «Атаман». Капитан Александр Ильич Дутов, преподававший юнкерам тактику и конно-сапёрное дело, в годы Смуты станет Атаманом своего родного Оренбургского Войска (Семёнов - Забайкальского), Походным Атаманом всех Восточных Казачьих Войск (Семёнов - Походным Атаманом трёх Дальневосточных), генерал-лейтенантом... и, как и Семёнов, завершит свой жизненный путь трагической гибелью от рук чекистов. Дутов и Семёнов встанут рядом в истории Гражданской войны, на страницах советских энциклопедий рядом с их именами появятся специальные статьи «Дутовщина» и «Семёновщина», оба они войдут в списки героев Белого Дела и в синодики его мучеников - учитель и ученик, Оренбуржец и Забайкалец, два будущих Атамана...

Но пока до этого ещё далеко - и один читает другому лекции, а тот, может быть, тайком сочиняет в это время стихи. Они ещё ничего не знают, и История для них ещё не началась.

* * *

Произведённый в хорунжие 6 августа 1911 года, Г. М. Семёнов с 19 августа был зачислен в списки 1-го Верхнеудинского полка. Вскоре офицер, свободно объяснявшийся на монгольском, бурятском и калмыцком языках - что в общем не выглядит удивительным для выросшего в Забайкалья юноши, - был командирован на территорию Монголии для топографических съёмок, а затем оставлен при 6-й сотне своего полка, охранявшей русское консульство в Урге - столице Халхи (Внешняя Монголия), где как раз в это время назревали важные события.

Хал ха входила тогда в состав Китая, но 29 ноября - 1 декабря 1911 года там произошёл переворот, и китайский амбань (губернатор) вынужден был поспешно покинуть Ургу, сопровождаемый монгольским и русским конвоем. Через много лет Григорий Михайлович с удовольствием вспоминал свои решительные действия в смутные дни переворота, когда он стал на сторону восставших. Впрочем, как рассказывал впоследствии Атаман, «наш консул нашёл, что моё вмешательство в дела монгол может послужить поводом для обвинения нас в нарушении нейтралитета, и, по настоянию Министерства Иностранных дел, я получил предписание в 48 часов покинуть Ургу».

Дальнейшая служба Семёнова скучна и обыденна, и рутина скрашивается лишь чтением, привычки к которому он не оставил и в офицерском чине. По-прежнему с истинно кавалерийской смелостью бросаясь в области, ранее ему неизвестные, хорунжий изучает политэкономию по университетскому учебнику, подтрунивания однополчан - «Вы, Григорий Михайлович, очевидно, готовитесь сделаться экономистом» - парируя: «Политическая экономия есть наука, без которой не обойтись нашему народу».

19 апреля 1913 года Семёнов командируется в 1-й Читинский полк, а Высочайшим приказом от 20 декабря - переводится в Приморье, в 1-й Нерчинский. Вскоре его назначают начальником полковой учебной команды, и в эти же дни неугомонный характер Семёнова готов толкнуть его на новое, довольно неожиданное предприятие.

Существует краткое упоминание, что Григорий Михайлович якобы собирался поступить в Институт восточных языков во Владивостоке («Восточный Институт для подготовления к службе в административных и торгово-промышленных учреждениях восточно-азиатской России и прилегающих к ней государств»), чему помешала начавшаяся мировая война. Современный автор расценивает это как желание выйти в отставку и избрать новую карьеру, однако такое объяснение следует решительно исключить, поскольку по существовавшим правилам офицер обязан был пробыть на действительной военной службе по полтора года за год обучения; для Семёнова срок этот составлял четыре с половиной года и закончился бы, не начнись война, только в начале 1916-го, так

что летом 1914-го говорить об отставке было невозможно. Но допустима другая версия: кроме кандидатов на заявленное в наименовании учебного заведения «административное и торгово-промышленное» поприще, через институты и курсы восточных языков могла проходить и ещё одна категория обучаемых - будущие разведчики. Заманчиво предположить, что интересы и задатки молодого офицера были замечены кем-то из начальства, и ему предназначалась военно-дипломатическая или разведывательная стезя, подготовительным этапом которой могла стать систематизация языковых и этнографических знаний. Россия укрепляла свои позиции в северных областях распадающегося Китая, и энергичные, а может быть, и авантюристичные люди были как раз ко времени.

Однако всё это остаётся лишь неподтверждёнными предположениями, тем более что спокойное течение жизни всей страны было решительно и грозно прервано. 21 июля Нерчинский полк, за два дня до этого спешно отозванный с лагерного сбора из-под Никольска-Уссурийского на станцию Гродеково, на подходе к ней узнал о начале войны с Германией.

* * *

В конце сентября 1914 года Уссурийская бригада, куда входили Нерчинцы, уже прибыла под Варшаву, где в первом же поиске разъездом Семёнова было взято в плен несколько германских пехотинцев. Маневренный период Великой войны становится хорошей школой для молодого офицера, а заложенные в нём способности и «кавалерийское сердце» как нельзя лучше проявятся утром 10 ноября 1914 года, когда он, по его собственному рассказу, возвращаясь из разведки, увидел вражеских кавалеристов, напавших на обоз, при котором находилось и знамя Нерчинского полка. Бросив свой разъезд в атаку, Семёнов навёл на противника такую панику, что превосходящие силы немцев бежали без оглядки.

Однако далее начинаются загадки. Спасение полковой святыни было подвигом, который следовало отметить орденом Святого Георгия, и в литературе встречаются упоминания о награждении или хотя бы представлении Григория Михайловича к «белому крестику». Но официальных документов на этот счёт до сих пор не выявлено, а сохранившиеся фотографии позволяют утверждать, что знак ордена появляется на груди есаула Семёнова - уже Атамана и героя Белого движения - не ранее осени 1918 года (позднее он носит рядом с ним и «орден Святого Георгия образца, установленного для Особого Маньчжурского Отряда» за отличия в борьбе с большевизмом). Как бы то ни было, для окончательного вывода - не заглохло ли наградное делопроизводство на какой-либо промежуточной стадии и не самочинно ли Атаман надел-таки заветный крест - документальных оснований пока нет.

А вскоре, 2 декабря, Семёнов вновь отличился, и это дело, пусть и с запозданием (Высочайший приказ от 26 сентября 1916 года), было отмечено также очень почётным Георгиевским Оружием. Различные свидетельства продолжают и далее рисовать образ отчаянного, инициативного, волевого офицера, по заслугам получавшего боевые ордена и ускоренное - «за отличия в делах против неприятеля» - чинопроизводство. С 10 июля 1915 года Семёнов занимал должность полкового адъютанта, требовавшую отличного знания офицерского состава полка, подробностей быта и полкового хозяйства, а в начале 1916 года принял командование над 6-й сотней полка.

Наступившее к концу 1916-го затишье мало удовлетворяло его. «В это время началось оживление на турецком фронте, — рассказывает Атаман, - и ввиду того, что наши Забайкальские полки находились в Персии, я возбудил ходатайство о своём переводе в 3-ий Верхнеудинский полк, куда и прибыл в январе месяце 1917 года». Там, близ берегов Урмийского озера (которое Семёнов почему-то считал «знакомым каждому школьнику по Священной истории» Генисаретским [31] ), он узнал о совершившемся в России Февральском перевороте.

31

Генисаретское озеро, называемое также Тивериадским или Галилейским морем, с которым связан ряд эпизодов земной жизни Спасителя, в действительности находится в Палестине. – А. К.