Белое движение. Исторические портреты. Том 2
Шрифт:
Впрочем, и подчиняясь, и уступая, он всё равно оставался самим собой.
Именно с этой точки зрения - как неизменное своеволие или даже продолжающуюся «фронду» и «оппозиционность» Колчаку - принято оценивать деятельность Атамана Семёнова и после состоявшегося примирения. Произведённый по ходатайству Войскового Круга в генерал-майоры (июль 1919 года), он, утверждают критики, по-прежнему не исполнял приказаний Верховного Правителя, вёл чуть ли не двойную игру и, как и ранее, «не давал ни одного солдата на внешний фронт». И последнее обвинение, многократно повторяемое, слишком серьёзно, чтобы не уделить ему внимания.
В действительности вопрос состоит в том, было ли у Семёнова для этого достаточно свободных войск. Даже автор, приписывавший Атаману отказ «влить свою армию в армию
Формально численное преимущество было на стороне белых - по некоторым оценкам, до 9 500 штыков и шашек против 2-3 тысяч в «партизанской армии» бывшего прапорщика П. Н. Журавлева, - но, как косвенно признавал сам Григорий Михайлович, из пяти дивизий, находившихся в его распоряжении, надёжными были лишь две - менее половины. Крылись ли причины этого в недостаточных способностях Атамана к серьёзному и планомерному военному строительству, в неизжитости большевизма населением и специфическом составе последнего (наряду с казаками - крестьяне, «варнаки» из каторжных, массы военнопленных мировой войны), в длительном периоде «двоевластия» и двусмысленного положения Семёнова, - но факт остаётся фактом: ни доверия к войскам, ни железной руки, которая смогла бы в любых условиях принудить их к повиновению и заставить драться с полной отдачей, в Белом Забайкалья не было.
Кроме того, красные партизаны обладали несомненным оперативным преимуществом в силу самого характера своих действий. Нападая в удобный для себя момент там, где это было им выгодно, и в случае неудачи уходя на оборудованные в тайге базы, они держали в руках инициативу: громадные пространства (расстояния на этом театре исчисляются сотнями вёрст) и упомянутый недостаток войск делали невозможной эффективную борьбу. При попытках Журавлева организовать широкомасштабные наступления он неизменно бывал бит, но проводить операции по очищению труднопроходимых таёжных районов семёновцы оказывались не в состоянии. В то же время им удалось загнать основные силы партизан в северо-восточный угол Забайкальской Области и обеспечить бесперебойную работу Транссибирской железной дороги, сунуться к которой было чрезвычайно опасно: по линии метались, грозя округе своими орудиями, поезда Броневой дивизии, пользовавшиеся у населения и противника репутацией какого-то стихийного бедствия.
Кроме того, обвинения Атамана в нежелании поделиться войсками не выдерживают критики и с точки зрения фактов: несколько полков и более мелких частей и подразделений выдвигались из Забайкалья в полосу отчуждения КВЖД, Приморье и Иркутскую губернию, а не занимавшие штатных должностей офицеры в соответствии с приказом Семёнова ещё от 25 апреля 1919 года подлежали «немедленной» отправке в Омск, в распоряжение дежурного генерала Штаба Верховного Главнокомандующего. А ведь на плечах 29-летнего Атамана лежала и дополнительная, совсем немалая ответственность: как-то забывается, что он ходом событий был поставлен на стражу русских рубежей и русского влияния в регионе, в период, когда влияние это терпело значительный ущерб. Как представляется, именно с этих позиций следует оценивать семёновские «монгольские проекты».
26 февраля - 6 марта 1919 года в Чите состоялся съезд представителей монголов и бурят, принявший решение о собирании «всех монгольских племён в одно государство» (Внешняя и Внутренняя Монголии, Барга и «Бурятская Монголия»). Инициатором объединения выступил лама из Внутренней Монголии Нэйсэ-Гэгэн Мэндэбаяр, избранный на съезде премьер-министром «Временного Правительства независимого Монгольского государства».
Переполох в омских правительственных кругах вызвало присутствие на съезде Атамана Семёнова, который обещал новому государству внешнеполитическую поддержку, первоначальное финансирование, организацию внешнего займа и помощь оружием (вплоть до артиллерии) и боеприпасами, за что был избран «Советником первого класса при Временном Правительстве» и возведён в княжеское достоинство («цин-вана»). Посланник в Пекине князь Кудашев тогда же предостерёг правительство Колчака против «затеи Семёнова», считая, что она может спровоцировать Китай на пересмотр ранее заключённых договоров в ущерб «нашим весьма ценным договорным правам» и дестабилизирует обстановку. Омское министерство иностранных дел, в свою очередь, резко выступило против «монгольской авантюры», не встретившей поддержки и у других великих держав. Не пожелала входить в состав нового государства и Внешняя Монголия, хотя её теократическому главе Богдо-Гэгэну
Проект присоединения к «пан-монгольскому государству» российских подданных — бурят - действительно был самым предосудительным во всей этой истории с точки зрения участия в ней Семёнова, хотя оснований для инкриминирования Атаману государственной измены (напомним, в Чите в это время работает следственная комиссия, обратившая внимание и на «монгольскую авантюру») так и не нашлось. Очевидно, «самоопределяющаяся» бурятская интеллигенция не нуждалась в приглашениях Атамана, вступив в сотрудничество с Нэйсэ-Гэгэном по собственной инициативе. Что же касается внешнеполитической ситуации, то её оценка князем Кудашевым выглядит по меньшей мере спорной.
На самом деле равновесие на Дальнем Востоке и так уже было нарушено крушением Российской Империи, в значительной степени игравшей роль гаранта широкой автономии, которой пользовались Внешняя Монголия и Барга в составе Китайской Республики. Произошедшая в России революция всемерно усилила позиции Китая, фактически начавшего экспансию во Внешней Монголии и даже в полосе отчуждения КВЖД, и повлекла переориентацию халхасских правящих кругов, теперь отказывавшихся от своего прежнего русофильства. В этой ситуации логика Атамана Семёнова, видимо, была проста, безыскусственна и вполне достойна колониальных методов ведения войны: продажей оружия племенам создать для китайских властей достаточно серьёзные заботы, чтобы отучить их от вмешательства в чужие дела, и укрепить свои собственные позиции в глазах монголов, возвращая России статус державы-покровительницы. Мы не случайно заговорили о «продаже», ибо ещё в начале 1919 года Семёнов добился предоставления России приоритетных прав на устройство концессий в Монголии, до строительства железных дорог включительно, которые вполне стоили выданных монголам винтовок и должны были сохранить силу даже после падения правительства Нэйсэ-Гэгэна.
Последнее, не получив признания, заколебалось, командующий войсками князь Фушенга был перевербован китайцами и ликвидирован семёновцами, а самого Нэйсэ-Гэгэна убили китайские агенты. Попытка восстановить влияние России в регионе игрой на монголо-китайских противоречиях сорвалась, в первую очередь - из-за отсутствия поддержки Омска, смотревшего на ситуацию другими глазами. Впрочем, внешняя политика, по едва ли не единодушному признанию современников, вовсе не была сильным местом правительства Колчака...
Монгольскими концессиями Атаман некоторое время дразнил американскую миссию, вопреки слухам о своём «японофильстве» обещая не подпускать к ним японских предпринимателей. Его готовность к сотрудничеству, однако, натолкнулась на резкую неприязнь командовавшего американским союзным контингентом генерала У.-С. Грэвса, позднее в своих мемуарах изобразившего Семёнова каким-то исчадием ада, а о его войсках написавшего буквально, что они «наводняли страну подобно диким животным»... С именем Грэвса, на наш взгляд, оказывается связанным и запутанное дело о «золоте Колчака», в определённый момент ставшем «золотом Семёнова».
Дело это принадлежит к разряду тех, о которых «все знают», но которые не становятся от этого яснее. Обычно всё сводится к утверждениям, что «читинский соловей-разбойник» «украл» (или «захватил») вагон (несколько вагонов, эшелон, две тысячи пудов) золота из состава золотого запаса Российской Империи, отбитого у большевиков ещё летом 1918 года и теперь переправляемого (эвакуируемого) на Дальний Восток. Однако ни точная дата этого вопиющего деяния, ни какие-либо достоверные подробности ещё не приводились, и наиболее странным выглядит то обстоятельство, что о «захвате» и даже вообще об отправке золота на Восток умалчивает в своём дневнике омский премьер-министр Вологодский, скрупулёзно отмечавший все политические новости. Не проясняет ситуации и телеграмма адмирала Колчака Семёнову, опубликованная несколько лет назад по неизвестно кем снятой копии и не имеющая даты. «Повелеваю, - говорится в ней, - немедленно отправить два вагона с золотом по назначению. Удивляюсь несоответственным подозрениям [45] против избранных мною лиц. Золото предназначено для обеспечения наших заказов в Японии». По косвенным данным, телеграмма не могла быть отправлена ранее последней декады сентября 1919 года, и в эти же дни происходят события, позволяющие лучше реконструировать обстановку в Чите и состояние духа, в котором пребывал Атаман Семёнов.
45
Так в публикации.
– А. К.