Белые Мыши на Белом Снегу

Постникова Екатерина

– Ах, мерзость какая!
– воскликнул Трубин.
– И ей даже в голову не пришло меня догнать, отдать... Если бы я не вернулся - забрала бы себе без зазрения совести!..

Я закрыл оставшийся глаз. Вот ложь и сочинилась - почти без моего участия... Что теперь будет с этой несчастной Ивой? Хотя - ничего не будет. По моим словам она ведь только х о т е л а присвоить деньги, не более. За это в тюрьму не сажают. Стоп, а знак, который якобы подал ей преступник?.. Господи, что же я наплел...

– Так, хорошо, - Голес снова обратился ко мне.
– Вы увидели, что гражданин Трубин бежит вам навстречу...

–

Ну, не совсем навстречу, - я сделал вид, что вспоминаю.
– Он бежал вверх по лестнице, а я отошел, давая ему дорогу. В это время тот человек, внизу, схватил сверток с курткой и быстро вышел. Я погнался за ним. Надо было, наверное, закричать, позвать кого-нибудь, но мне даже в голову не пришло.

– Это всегда так, - кивнул дознаватель, записывая.
– Мы так самонадеянны...

Кажется, он пока ни в чем меня не подозревал, во всяком случае, его доброжелательная интонация не изменилась.

– Ну, а дальше вы знаете, - сказал я.
– Я выскочил на улицу и увидел, что он убегает. Даже не убегает, а просто идет быстрым шагом, как будто даже не особенно боится. Я догнал его между фонарями, схватил за руку. Он ко мне обернулся, крикнул "Отстань!", но я продолжал его держать... тогда он вдруг выхватил что-то из кармана и ткнул меня в глаз.

История, которую я рассказывал, выглядела вполне правдоподобной - я даже сам почти поверил в нее и ощутил что-то вроде обиды на несуществующего злоумышленника. Как ни странно, это чувство сразу же прорезалось с моем голосе:

– Было очень больно, и я его отпустил...

Голес кинул на меня серьезный взгляд:

– Надо думать - больно. Зря вы, конечно, полезли... да откуда ж вам было знать.

Трубин потрепал меня по плечу:

– Надо вам было, Эрик, лучше меня догнать. У меня второй разряд по бегу, я бы сам...

– И сами остались бы без глаза!
– Голес выпрямился от бумаг и протянул их мне.
– Подпишите. М-да, выясняются новые подробности... Вы не будете возражать, гражданин Трубин, если сейчас сюда доставят эту продавщицу? Я понимаю, не совсем удобно, но откладывать дело до утра мне очень не хочется. В городе странные события - взрыв, потом это происшествие в больнице...

– В больнице?
– удивился Трубин.
– Мы только что там были. Что случилось?

Голес покрутил головой:

– Вы только представьте - урановые пластины нашли у медсестры, кто бы мог подумать! Целых двести сорок штук! Естественно, краденые, причем с особо охраняемого объекта.

Я взмок и съежился на стуле, стараясь стать маленьким и незаметным, потому что сразу все понял.

– Врач у них затребовал в нашем Управлении счетчик Гейгера. Звонит, мол, срочно привезите, у нас в больнице возможно радиоактивное заражение. Ребята выехали, смотрят - и правда, какой-то фон есть. Стали повнимательнее проверять, а фонит-то сверток в шкафу, в приемном покое! И еще как фонит!.. Развернули, а там - мать честная!..

"Беленькая Белла теперь пропала, - подумал я и чуть не засмеялся.
– Подменила мой сверток, дурочка, думала, я там ценности таскаю... Сказал же - документы. Вот за свое неверие и поедет теперь лет на двадцать все тот же уран добывать".

В том, что сверток был подменен, я нисколько не сомневался. Еще в больнице мне бросилась в глаза какая-то его новая особенность, то ли шпагат другой, то ли бумага

не того оттенка. Зачем она это сделала? Хотела поживиться? Не похоже. Белла - девушка из той породы, которая ни в чем особенном не нуждается, все дают обеспеченные родители. Что-то подсунула мне взамен? Что ж, скоро у меня будет возможность это узнать.

И вдруг, похолодев, я будто увидел продолжение своего мысленного фильма, начавшегося еще на магазинной лестнице, и это продолжение меня напугало...

* * *

На деревянном крашеном щите станции, куда привезла нас электричка, было написано белыми буквами "Ваксино", а под щитом, скрестив ноги, сидела толстуха средних лет с телом, заполнившим, как кисель, весь объем старого плетеного кресла. Она была в форменной косынке Сельской Кооперации и васильковом ситцевом балахоне, больше похожем на чехол, чем на одежду. Руки у нее обгорели на солнце и облезали белесыми лохмами, а лицо, привыкшее и к солнцу, и к ветру, давно приобрело стойкий керамический оттенок, а кожа на нем загрубела, словно на ладони. Я почему-то сразу вспомнил, как Хиля однажды спросила: "Эрик, как думаешь, почему негры черные? Чтобы на солнце не сгореть?". Это было близко к истине, хотя мне всегда казалось, что темная кожа должна притягивать солнечные лучи сильнее, чем белая. Не зря же Минздрав рекомендует ходить летом в светлой одежде!

На низком фанерном столике перед толстухой лежали свежие газеты, журнал "Кооператор" с приложением "Садовод", две или три гармошки лотерейных билетов и несколько справочников по истреблению садовой мухи и выращиванию декоративных тыкв. Сама продавщица увлеченно читала детектив в бумажной обложке.

Хиля подошла, склонилась над книгами, открыла одну, посмотрела оглавление. Женщина вскинула от пестрой книги маленькую голову и затуманенно посмотрела на нее голубыми глазками:

– Желаете купить справочник?.. Это новое издание. Самые последние сведения.

– Спасибо, - Хиля засмеялась, положила книгу на место, шагнула в сторону, но была поймана за локоть Зиманским.

– Почему же?
– весело сказал он, беря справочник со столика и вручая его моей жене.
– Вы ведь хотели купить. Разве нет? Никогда не надо отказывать себе в том, что хочется, только из-за возможного непонимания других.

– Я не интересуюсь тыквами, - попыталась сопротивляться Хиля, но книгу все-таки взяла и взвесила ее на ладони, как кусок колбасы.
– Ну, вообще-то занятно. У меня мысль была - на балконе вырастить.

– Видите? От меня не скроешь... У нас не так много свободы, чтобы еще и самим себе рамки устанавливать.

Хиля удивленно обернулась с деньгами в руке. Торговка тоже вскинулась, словно ее позвали, но не рискнула ничего спросить.

– Тут недалеко, - Зиманский уже подталкивал меня к спуску с платформы, - минут пятнадцать. Нам бы к началу не опоздать, очень ждать не хочется.

Поселок Ваксино виделся со станции весь: маленький, плотно сбитый, сплошь двухэтажный, с торчащей над крышами толстой трубой комбината. Когда-то, лет пять назад, мы с Хилей бродили здесь скучным ноябрьским днем среди облетевших кленов и тлеющих по обочинам костров, но запомнилась мне лишь труба - в остальном поселок был совершенно безлик. Кажется, тогда я сильно простудился и неделю отлеживался дома, а может, все это случилось и в другой раз.