Белый обелиск
Шрифт:
Толпящиеся вокруг люди оттеснили Алька в сторону, так что он больше не видел лица девушки, но все же не терял ее из виду. Когда улица, по которой двигался "цыганский табор", несколько расширилась, Свиридов яростно заработал локтями, пробиваясь к ней поближе, и нацелился схватить ее за край широкого алого рукава. По счастью, за секунду до того, как он это сделал, девушка-эшшари обернулась, и Свиридов с ужасом отпрянул, увидев чужое, совершенно незнакомое лицо. Правда, кое-что общее между этой девчонкой и "спиритуалкой" из квартиры Перегудовых и правда было, но глаза у этой девушки, вне всякого сомнения, были не синими, а черными, с цыганской томной поволокой. Альк застыл с полуоткрытым ртом. Его толкали, грубо спрашивая, с чего ему вздумалось стоять столбом
Как бы там ни было, домой он уже не вернется.
Зря он вообще начал гоняться за эшшари и ушел так далеко от постоялого двора. Альк равнодушно подумал о том, что за то время, пока он охотился за призрачной цыганкой, Ольгер вполне мог вернутся, и теперь устроит своему слуге головомойку за самовольную отлучку. Но сейчас это не имело ни малейшего значения. Альк нарочно шел, не ускоряя шага, потому что теперь ему было уже все равно. Он прошел высокий, выкрашенный желтым дом, который вроде бы запомнил по дороге. Значит, на следующей улице должен быть постоялый двор.
Но на соседней улице двора не оказалось, как и на соседних двух. Альк начал понимать, что заблудился, и слегка встревожился, но именно слегка - апатия, накрывшая его после погони за цыганкой, до сих пор не собиралась проходить.
Как назло, Альк не мог вспомнить ни названия трактира, где они остановились, ни фамилии его хозяина (которой, впрочем, никогда не знал). Дома вокруг тем временем делались меньше и беднее с каждым пройденным кварталом. Какая-то встреченная женщина довольно долго слушала сбивчивые объяснения Свиридова по поводу вывески трактира и выкрашенных в ржаво-красный цвет ворот, а потом задумчиво сказала:
– Так это, должно быть, в Бейтри.
Альк похолодел.
– А разве я - не в Бейтри?..
– Нет, это уже предместье. Еще чуточку пройдете - и пойдут одни поля, - поведала словоохотливая женщина.
В голове у Свиридова забрезжил свет.
– Поля?.. А как же городские стены?
– А их нет. Мы ведь не в приграничье, кто может на нас напасть.
Альк поблагодарил и подождал, пока женщина отойдет подальше. Сердце у юноши колотилось так, что Альк боялся, как бы его поведение не показалось очевидцам подозрительным.
Итак, у Бейтри нет крепостных стен. А значит, нет и стражи, которая станет останавливать его на выходе из города и требовать у Алька подорожную, подписанную его "господином". Теперь становилось ясно, почему ройт Ольгер запретил ему выходить с постоялого двора - уж он-то знал, что при желании Альк сможет беспрепятственно покинуть город. На секунду сделалось обидно, что ройт с ним лукавил, но эта мысль почти тотчас же потеряла всякое значение. Он был свободен!
Альк одернул рукава, чтобы они получше закрывали его металлический браслет, и быстрым шагом двинулся вперед. Свиридова душило ликование. Должен найтись какой-то способ снять этот браслет, а значит, рано или поздно он сумеет от него избавиться. План того, что делать дальше, начал вырисовываться сам собой - нужно пробраться в Гедспур и присоединиться там к повстанцам. Хотя, если в этой провинции сейчас идет война, то вряд ли он сумеет так легко туда попасть... Ладно, не так уж важно, что он станет делать дальше, главное - теперь Альк был свободен и мог сам решать, куда идти и чем себя занять. Ройт Ольгер ему больше не указ, и вообще он вряд ли еще раз увидит бывшего "хозяина".
Как ни странно, последняя мысль несколько охладила его эйфорию. Альк внезапно понял, что успел в каком-то смысле привязаться к Ольгеру. Порой тот раздражал его невероятно, но, как ни крути, ройт был единственным человеком в этом мире, которому было какое-то дело до Свиридова. К тому же, если выкинуть из головы дворянские замашки ройта, о нем вспоминалось исключительно хорошее.
Вот интересно, кстати, станет Ольгер посылать
Вокруг, насколько хватало глаз, тянулись сжатые крестьянами поля, как рамкой, обведенные темной полоской леса. Жилья видно не было, а люди попадались очень редко, да и те не проявляли к Альку никакого интереса. Радужное настроение Свиридова мало помалу начало сменяться ощущением смутной тревоги. Он ушел из Бейтри без еды и денег, даже без плаща, в который можно будет завернуться ночью. Альк сказал себе, что это ничего, и что он непременно что-нибудь придумает - но почти сразу же болезненно поморщился, припомнив, к чему привела его попытка "что-нибудь придумать" в прошлый раз.
День тянулся дольше, чем любой другой на памяти Свиридова, но под конец все-таки начало смеркаться - как-то удивительно стремительно и жутковато.
Ноги гудели от усталости, а во рту совершенно пересохло. В начале дневного путешествия Альк был так беззаботно счастлив, что даже пел - а теперь пожалел, что не держал рот на замке, поскольку на зубах скрипела пыль. Свиридов сел на край оврага прямо у дороги и задумался. Мысли были совершенно беспросветными - как будто бы тот человек, который с таким ликованием покинул Бейтри, был кем-то совсем другим, чужим и совершенно непонятным. Хорошо, допустим, он будет идти до ночи, но так и не встретит ни только какого-нибудь человеческого жилья, но даже стога сена, в которое можно было бы зарыться. Что тогда делать? Идти дальше, сколько хватит сил, или ложиться прямо на краю дороги?..
Чем больше Альк размышлял об этом, тем яснее понимал, что надо возвращаться. Правда, когда Альк попробовал представить, как отреагирует на его появление ройт Ольгер, он почти готов был отказаться от этой идеи. Но, в конце концов, закончить свою жизнь в какой-нибудь канаве было куда неприятнее, чем иметь дело с ройтом, который, во всяком случае, не станет его убивать.
В глубине души Свиридову хотелось, чтобы вся эта ситуация уладилась без его личного участия. К примеру, чтобы Ольгер с Маркусом внезапно появились из-за поворота, и необходимость принимать какое-то решение отпала бы сама собой. А потом Алька посетила мысль, от которой все внутри оборвалось. С чего он вообще решил, что Ольгер будет торчать в трактире, выжидая, пока беглый серв вернется? Альк шагал по проселочной дороге целый день, а возвращение потребует и того больше времени - хотя бы потому, что он чудовищно устал, а идти нужно будет в темноте. К тому моменту, когда он вернется в Бейтри, Хенрик с Маркусом могут давно уже продолжить свое путешествие в Воронью крепость.
Альку стало жутко. До сих пор он исходил из мысли, что ройт Ольгер попытается его вернуть. Но, положа руку на сердце, зачем Ольгеру такие хлопоты?.. Купит себе нового серва вместо Алька, вот и все. Другой слуга, во всяком случае, не станет постоянно спорить с Ольгером и не ударится в бега при первой же возможности.
Альк сделал над собой усилие и встал. Может быть, если он поспешит, то все-таки застанет ройта в Бейтри. Впрочем, Альк почти сразу обнаружил, что быстро идти не сможет. От непривычки к долгой ходьбе ноги натерлись так, что каждый шаг кажется пыткой. Правда, днем натертые местными сапогами волдыри тоже болели, но вполне терпимо, а вот после отдыха нарывы разболелись так, что после каждого нового шага перед глазами Свиридова вспыхивали зеленые и алые круги. Альк ковылял вперед, мысленно проклиная все и вся - эшшари, собственную глупость, город Бейтри, не имеющий крепостных стен, и пыточные сапоги. Единственное, о чем он старался не думать - так это о том, что в эту самую минуту Ольгер мог спокойно выезжать из Бейтри в противоположном направлении.