Белый обелиск
Шрифт:
Чуть позже непременно запишу все по порядку, начиная с девушки-спиритуалки из квартиры Перегудовых - вдруг какой-то человек однажды прочтет мои записки и сумеет разобраться, как все это получилось? Это было бы огромным достижением науки. Но даже сейчас гипотезу о том, что на других планетах Солнечной системы тоже существует жизнь, можно считать доказанной. Ведь это - явно не Земля.
Город, в который меня занесло, называют Лотаром. Название страны мне неизвестно, знаю только, что здесь правит королевская чета, которую местные именуют просто Их Величествами, без упоминания имен. Велики ли их владения? Сколько в них городов? Какой здесь век и как соотносить его с земной историей? Чтобы узнать ответы, надо обратиться к ройту Ольгеру, но сделать это не так просто. Несмотря на то, что человек
Альк пососал кончик пера, задумчиво поглядывая на уже написанные строки.
Впрочем, за исключением этого случая, ройта вряд ли можно обвинить в отсутствии каких-то интересов, - написал он дальше, не желая быть несправедливым. Я чуть ли не каждый вечер вижу его с книгой. Надо думать, по меркам этого мира он отлично образован. В этом месяце, получив денежное содержание, ройт тоже первым делом пошел к местному книготорговцу. Для простого офицера у него прекрасная библиотека - записки каких-то местных путешественников, несколько поэм, пара трактатов по естественным наукам... Разумеется, в какой-нибудь цивилизованной стране Ольгер показался бы невежей, но в сравнении с другими представителями местной знати его следует считать довольно прогрессивным человеком.
Альк остановился и напомнил самому себе, что пишет вовсе не об Ольгере, а о порядках в этом новом и пока малоизвестном мире.
Здесь есть армия и, кажется, уже изобрели аналог пороха, но все носят при себе холодное оружие. Лотар, похоже, расположен в метрополии. Есть и колонии, оттуда доставляют каффру (точное подобие нашего кофе). Очевидно, доставлять ее сюда стали сравнительно недавно, и она пока не получила особого распространения. Большинство здешних жителей пить каффру не привыкли. Полковнику Годвину она определенно не понравилась, зато ройт Ольгер выпивает три-четыре чашки утром и столько же вечером. Это похоже на болезнь, которую французы называют кофеманией.
Тьфу ты, опять. Историк, называется! Вместо полезных сведений о новом мире - перечень каких-то глупых, никому не нужных бытовых подробностей. А ведь хотел писать серьезное исследование, способное однажды пролить свет на важные для физики, истории и астрономии вопросы.
Местные понятия о социальной справедливости нелепы, - с чувством записал Свиридов, зачеркнув две предыдущие строки.
– Повсюду процветает рабство и холуйская угодливость. Сословное устройство в целом мало отличается от нашего. Есть высшая аристократия, за ней идет военное сословие, чем-то похожее на русских офицеров века эдак восемнадцатого. Удивительно, но женщины здесь, кажется, вполне эмансипированы - во всяком случае, ройт как-то раз обмолвился, что от последней раны его вылечила женщина, служившая в походном лазарете. Если слабый пол здесь допускают до военной медицины, то, скорее всего, в остальном он тоже не испытывает никаких особых ущемлений. Милькису с Лопахиным бы обязательно понравилось. Помнится, они целыми вечерами напролет теоретизировали о женщинах в медицине, женщинах в образовании и женщинах черт-знает-где-еще, чуть ли не в угольных шахтах. Есть и еще один серьезный плюс - до сих пор я не сталкивался со следами религиозных суеверий. Духовенство здесь, кажется, есть, но того мракобесия, с которым ассоциируются Средние века или даже Новое время в нашем мире, совершенно не заметно. Ольгер даже не подумал поинтересоваться моим вероисповеданием. Что, в общем-то, и к лучшему. Едва ли они в этом мире уже доросли до атеизма.
Отдельно следует сказать о рабстве. Здесь есть сервы - это что-то вроде наших крепостных до шестьдесят первого года. Меньшую часть сервов составляет личная прислуга - эти не работают в полях, а живут в доме у своих хозяев и работают бесплатно, за еду. Судя по поступкам ройта Ольгера, хозяева не ставят под сомнение свое право бить домашних слуг.
Альк почувствовал, что самым глупым манером краснеет. Как-то несерьезно было называть битьем десяток подзатыльников, полученных за время службы
Несмотря на это, некоторые аристократы - в том числе и сам ройт Ольгер - своих слуг не бьют, - немного поразмыслив, дописал Свиридов рядом с предыдущей фразой. Вообще, похоже, что Хенрику Ольгеру не чуждо представление о человеческом достоинстве и даже равенстве людей. Конечно, в этом отношении мышление у него совершенно архаичное, но ведь с волками жить - по волчьи выть. У них тут ни французской революции, ни Маркса пока не было, и вообще прогресс свернул куда-то не туда. Ройт Ольгер кажется вполне гуманным человеком. Он...
Сообразив, что нить повествования опять ушла куда-то не туда, Альк зло встряхнул рукой, и по шершавому, чуть желтоватому листу мгновенно расползлась уродливая клякса.
Ладно, видимо, он попросту слишком устал после "урока верховой езды" - вон даже Ольгер сжалился и отослал его наверх вместо того, чтобы опять гонять по разным поручениям. Когда они доедут до Вороньей крепости, нужно будет переписать вступление к задуманному путевому дневнику, изъяв из текста лишние упоминания об Ольгере и сделав стиль заметок более сухим и наукообразным. А пока и так сойдет.
Альк бережно свернул несколько исписанных листков в трубу и сунул их в особый кожаный чехол, выданный тем же Ольгером. А потом наконец-то растянулся у себя на лежаке, чувствуя ноющую, но по-своему приятную боль в усталых мышцах.
Хенрик не соврал; они и в самом деле выехали на рассвете, хотя с точки зрения Свиридова, была еще глухая ночь. Небо едва-едва успело посветлеть, и сентябрьский воздух был пронзительно холодным. После вчерашних упражнений попытка сесть в седло обернулась настоящей пыткой, и перспектива путешествовать верхом, еще накануне представлявшаяся Александру исключительно заманчивой, внезапно показалось совершенно не такой приятной. Одна беда - его мнения никто не спрашивал. Хорошо еще, что Ольгер по какой-то непонятной прихоти решился взять его с собой, а не оставил дома вместе с Квентином и туповатым Лесли. Пока ехали по городу, и лошади шли шагом, было еще терпимо, но за городом ройт Ольгер пустил Янтаря рысью, и Свиридов вспомнил все известные ему ругательства - сначала русские, потом услышанные в этом мире. Здесь, по-видимому, считалось в порядке вещей ехать без остановок несколько часов подряд, во всяком случае, когда они остановились в первый раз, чтобы напоить лошадей, солнце было уже довольно высоко над горизонтом. Альк кулем свалился с Шелковинки в придорожную траву, бессильно растянувшись прямо на земле. Ему казалось, что все тело ниже пояса успело превратиться в один большой синяк. Вдобавок ко всему, Альку мучительно хотелось спать. Но отдохнуть ему не дали.
– Поднимайся, - строго велел Ольгер.
– Всадник должен первым делом позаботиться о лошади, а не разваливаться на траве. Ослабь подпругу. Да не так, дурак... ты бы еще под брюхо ей залез! Кавалериста из тебя не выйдет, это точно.
"Ну и слава богу" - огрызнулся про себя Свиридов. Вот, наверное, не повезло тем рекрутам, которые когда-то попадали под начало Ольгера. Бедняги, надо думать, просто выли от его дотошности.
Ройт тем временем спокойно продолжал:
– Тут невдалеке течет ручей. Отведешь туда Шелковинку. И не торопись, дай ей как следует напиться.
– Эта тварь меня ни в грош не ставит, ройт, - пожаловался Свиридов. Все его попытки управлять кобылой ни к чему не приводили - лошадь игнорировала и его команды (впрочем, никаких команд, помимо "тпру" и "но", Альк все равно не знал), и неуклюжие попытки своего наездника послать ее в галоп.
– Можно, я срежу себе хлыст?..
– Попробуй. Только не скули, когда она тебя сбросит.
Альк мысленно выругался и поплелся выполнять приказ.
Последним к пробегавшему невдалеке ручья отправился полковой писарь, ведя под уздцы серую в яблоках Алекту. Ройт к тому моменту уже сел в седло и отъехал к росшему возле дороги дереву, слегка похожему на земной вяз.