Белый шиповник. Сборник повестей

Алмазов Борис Александрович

Никифоров зажал заднюю ногу коня коленями и ловко начал срезать старый роговой слой.

– А вот теперь стрелочку. “Кузнец, ты кузнец…” А вот подкову. Ну-ка посвети. “Кузнец, ты кузнец…” Ну, а теперь краешки щипцами обкусим, спилим… Картинка! Так как это вы надумали коней-то перековать? Подай клещи!

– Да на сборе… - неохотно начал Столбов.

– Ты веселей, веселей! Вот на сборе, значит, решили коней ковать.

– Да нет. Решили тимуровские дела делать, а то мы по тимуровским делам план не выполняем…

–

О господи, - вздохнул сторож, - и здесь план.

– Ну вот, а поручили это дело Пономарёву.

– Это специально, - заговорила Маша взволнованно, - это Васька Мослов специально придумал, чтобы Игорь поручение не выполнил, а его за это из пионеров исключить…

– Ишь, ты!
– Капитан Никифоров даже фуражку на затылок сдвинул.
– И послал вас в конюшню коней перековывать? Пойди, значит, туда, не знаю куда… Как в сказке?

– Да нет, - сказал Панама.
– Это я сам придумал. На коней же смотреть жалко.

– Так “Кузнец, ты кузнец…” А Мослов, это кто?

– Председатель совета отряда.

– Начальник… - сокрушённо вздохнул старичок.

– А вы его переизберите!
– сказал милиционер, приколачивая последнюю подкову.
– Выводи следующего. Переизберите, и вся музыка, чтобы интриги не разводил…

– Вот и именно что!
– сказал старичок.
– И вся музыка.

– Ну да, - возразила Маша, - его старшая пионервожатая очень ценит.

– А вот я к вам в школу зайду… Какая школа?

– Не надо в школу, - сказал Панама, - мы же сами в конюшню-то пошли, он нас не посылал.

– Да!
– вдруг возмутился Столбов.
– Он говорит: “Соберите макулатуру, сходите старикам в булочную… Только, говорит, обязательно старикам скажите, чтобы они отзывы о вашей работе в школу написали, мне для отчёта нужно…” Разве это тимуровские дела, разве так Тимур поступал?

– О господи, - вздохнул старичок, - и тут отчёт давай!

– Тимур никогда не делал хорошие дела в расчёте на похвалу. Нужно, чтобы тайна была… Понимаете, тайна!

– Понимаю. Давай подкову… Тайны я вам хоть килограмм отыщу. “Кузнец, ты кузнец…” Мне от этих тайн некуда деваться. Ты давай вот что, ты приходи ко мне в пикет, будешь мне помогать.

– Будем преступников ловить?!
– задохнулся Столбов.
– И пистолет дадут?

– Будем следить за порядком! А оружие… “Кузнец, ты кузнец…” В зависимости от обстоятельств…

Утром следующего дня Панама. Столбов и Маша специально побежали смотреть, как выезжают лошади в новых подковах.

– И звук-то совсем другой, - сказала Маша.

– Конечно, - объяснял Панама, - подкова плотно сидит, вот и бряканья нет.

Разномастные кобылки, весело мотая чёлками, разбредались по городу, и ребятам капалось, что лошади украдкой им подмигивают.

Глава восемнадцатая

“ТАКОЕ НЕСЧАСТЬЕ!”

–

Литературы не будет!
– ворвался в класс Сапогов.
– Борода в школу не пришёл.

– Ура!
– закричали мальчишки.

Панама вздрогнул. Он поймал испуганный взгляд Маши Угольковой и быстро пошёл к двери.

– А!
– закричал Сапогов.
– Сорваться хочешь! Не выйдет!
– И он растопырил свои огромные ручищи.

– Пусти, - сказал Панама и голосу своему удивился. Голос был резкий и дрожал.
– Пусти, говорю!

– Предъяви документы!
– заорал Сапогов.

Но в этот момент получил такой толчок в грудь, что от неожиданности сел на пол. Когда он опомнился и выскочил в коридор, Панама был уже в учительской и дрожащими руками набирал помер телефона манежа.

– Алё! Кто это? Денис Платоныч, что с Борис Степанычем? Как разбился! Как разбился! В какой больнице? Да какие теперь занятия! Да как же он так… Вот беда-то… - приговаривал он, вешая трубку. И тут он увидел, что на него тревожно смотрят учителя, что были в комнате.
– Борис Степаныч вчера на съёмках разбился!
– сказал он, словно оправдываясь.

– На каких съёмках? Где?

Но Панама уже бежал в класс. У него было такое лицо, что Сапогов, ждавший его с мокрой тряпкой в руках, ошалело отступил.

– Вот беда-то, вот несчастье… - приговаривал Панама, запихивая книжки и тетрадки в портфель.
– Борис Степаныч вчера на съёмках разбился, - ответил он на испуганный взгляд Маши, не знаю как. Денис Платоныч говорит, что крепко. Коня привели, всё седло поломано, оборваны стремена и подпруги в клочья! Побегу в больницу…

Но в больницу Панаму не пустили. Дежурный врач, заглянув в какие-то бумаги, сурово спросил:

– Это что, твой отец?

– Учитель. Учитель мой. Что с ним?

– Перелом рёбер, перелом лучевых костей со смещением, но самое скверное: перелом коленного и голеностопного сустава. Вот, брат, скверно…

– Ногу отрежут?
– похолодел Панама.

– Ногу не отрежут, но это будет уже не та нога. В лучшем случае двигательные функции восстановятся года через два-три. Это, повторяю, в лучшем случае.

– А в худшем?

– А в худшем - нога не будет сгибаться ни в колене, ни в щиколотке.

– Как же он ездить верхом будет, доктор?

Эх, малыш, сейчас вопрос в том, будет ли он без костылей ходить, а не то что ездить. Иди домой. Я тебя всё равно к нему не пущу - ему сейчас не до тебя.

– Доктор, вы ему передайте, чтобы он за Конуса не волновался. С ним будет всё в порядке, всё как следует…

– А что это за конус?

– Это его жеребец. Конь его. Борис Степаныч на нём… - Панама чуть было не сказал “ездил”, но проглотил невесть откуда взявшийся в горло комок и сказал твёрдо: - Это его конь!