Белый шиповник. Сборник повестей

Алмазов Борис Александрович

Панама переминается, быстро бежит, зажмурившись, прыгает - и попадает лбом в стенку! Не успел! Лошадь уже пробежала.

“Не могу я больше! Не могу!” - думает он, а слёзы градом катятся из глаз: ещё бы, так треснуться! Вот какая шишка на лбу напухает.

– Без соплей!
– кричит тренер.
– Не разводите в манеже сырость, а то у коней мокрец заведётся! Кстати, что такое мокрец? Пономарёв!

– Болезнь, - всхлипывая, отвечает Панама, - от сырости она…

– Точнее! Бычун!

– Поражение венечного и путового сустава,

возникает при…

“Чего ради я мучаюсь?
– думает Панама.
– Всё равно я никогда не научусь прыгать, как Бычун. Да и зачем это? И без этого можно прожить. Вон папа вообще ничего не умеет, а какой сильный! Выбрал я спорт какой-то несовременный! Умные ребята в фотокружок ходят, в радиокружок, а я как дурак - лошадей выбрал! Брошу, не могу я больше!”

Ему от этой мысли даже радостно стало.

“Ну и что, - думал он, - а кто сейчас умеет верхом ездить? И ничего…”

Он шёл по улице домой, пытался сумкой размахивать, а руки-то болят, намотались за тренировку. Быстро идти тоже не может ногам больно.

“Прошу, брошу!
– твердит он.
– Столько мальчишек уже бросили. И тренер попался какой-то… Вон в соседней группе ездят себе потихонечку, уже барьеры прыгать начали, а мы всё “лечь-встать, отстегнуть стремена”! А ну-ка, поезди всю тренировку без стремян! Это он специально, да ещё шамбарьером бьёт. Старый, а злой какой! Брошу! Завтра же брошу! Не могу я больше!”

Глава четырнадцатая

ЖЕНСКИЕ СЛЁЗЫ

Панама вошёл в свою подворотню. У них во дворе был маленький садик и песочница, в которой по утрам копошились малыши, а вечером собирались взрослые мальчишки, громыхали на гитаре, пока их дворничиха не прогоняла. Сейчас темно и холодно, и в садике никого нет. Нет, есть! Посмотрите, кто-то идёт навстречу Панаме. Да это же Маша Уголькова!

– Здравствуй, Игорь!

– Привет. Ты чего?

– Я ничего. Игорь, ты не бойся. Вот держи…- И она суёт в руки Панаме узелок, из которого сыплются какие-то монеты, звякнув, катится по дорожке блестящее колечко.

– Машка, ты что, сдурела? Зачем мне это?

– Бери, бери! Теперь они не будут тебя обижать!

– Кто?
– совсем сбивается с толку Панама.

– Бандиты!
– шепчет Маша.

– Какие бандиты?

Панама только обалдело смотрит на неё.

– Игорь, я сегодня смотрела на тебя на физкультуре, когда мы в ручеёк играли, ты же весь в синяках. У тебя прямо рубцы на теле. Я читала, одного мальчика так басмачи пытали - били его проводами. Игорь, ты им, наверное, задолжал? Скажи, да? Угадала ведь? Вот мои деньги и колечко, - приговаривает Маша, ползая по песку и собирая рассыпавшееся богатство.
– А ещё можно у бабушки попросить - она даст, и ты расплатись с ними. Игорёк, ты ничего не бойся! Они тебя вовлекли и запутали. Тебя дома нет, из школы ты прямо бегом бежишь… Я давно хотела с тобой поговорить, да за тобой разве угонишься! А сегодня как посмотрела на

тебя… Нет, думаю, хоть до утра сидеть буду, а дождусь, не могу я, когда человек на глазах пропадает.

– Ты что, - сказал Панама, - чернил выпила? Вот девчонки, начитаются всякой дряни, телевизора насмотрятся и выдумывают!
– Его прямо душило возмущение. И тут он услышал странный звук.

– И-и-и… - тоненько так, жалобно. А это Маша плачет.

– Да не реви ты!

Но Маша только руками замахала. Встала и пошла, только плечи дёргаются да помпон на шапочке дрожит.

– Стой, Маш, да не реви ты! Ну подожди. Ну, Маша!

– И… и… - и всхлипывает.

– Ну, послушай, только я тебя очень прошу, никому пока не говори!

Всхлипывания стали потише.

– Я занимаюсь в школе верховой езды.
– Панама сам удивился, как это торжественно прозвучало.

– Не хочешь правду сказать, - сквозь слёзы проговорила Маша.

– Нет, честное-пречестное! Бориса Степаныча спроси, он тоже там занимается. Он меня и устроил.

– И ты учишься кататься верхом?
– выдохнула Маша.

– Не кататься, а ездить, - солидно поправил Панама.
– Катаются верхом на палочке.

– Игорь! Какой ты смелый! Я бы никогда не смогла к лошади близко подойти! Я даже мышей боюсь.

– Чего там, - ответил Панама, но потом ему стало неловко.
– Вообще-то я тоже мышей боюсь.

– Всё равно, всё равно ты очень смелый! Игорёк, а можно мне когда-нибудь посмотреть, как ты катаешься там?

– Езжу, - поправил Панама.
– А чего ж нельзя! Можно. Вот будут соревнования, и приходи, я тебе билет достану, с ребятами познакомлю.

– А на тренировку нельзя?

Панама представил, как Маша, в своём чистеньком платьице, смотрит, как они, потные, грязные, злые, крутятся в пыли манежа, как хлопает бич и слышатся такие слова, которые лучше вообще никогда не слышать.

– На тренировку неинтересно, - сказал он.
– Вот скоро конкур будет - приходи. Борис Степанович выступать будет.

– А что это - конкур?

– Конкур - это препятствия ставят и нужно их перепрыгнуть в определённом порядке. Высота метр тридцать.

– А если перепутаешь?
– испуганно спросила Маша.

– Снимут с соревнований. Вон на Олимпийских играх всадник перепутал, и золото тю-тю! Но паркур обычно один и тот же.

– А что такое паркур?

– А это препятствия и есть…

Домой Панама пришёл поздно.

– Почему так поздно?
– сказала мама. Ты ведь знаешь, и так за тебя волнуюсь, на этот твой манеж провожаю тебя, как на фронт.

– Да я около дома погулял немного, - уминая ужин, ответил Панама.

Когда он залез под одеяло, спать почему-то совсем не хотелось. “А всё-таки Маша - хороший человек, - думал он.
– Я даже не боюсь, что она кому-нибудь разболтает. А было бы лучше, если бы это была не Маша, а Юля”

– Папа!

– Ну, - откликнулся сонным голосом отец.