Берлин: тайная война по обе стороны границы

Корнилков Аркадий Николаевич

После окончания тура вальса вижу, что эта дама тащит неохотно следующего за ней Шацкого к толпе гостей — членов правительства ГДР. Среди толпы выделялась своим ростом фигура премьер-министра Отто Гротеволя. Дама подвела Шацкого к Гротеволю со словами:

— Отто, ты должен пожать руку этому молодому человеку!

Что Гротеволь и сделал. Шацкий, несколько смущенный таким поворотом событий, быстро удалился из окружения членов правительства ГДР, разыскал меня, и мы, не задерживаясь больше в банкетном зале, ушли на первый этаж в служебные помещения. Хватит, ознакомились! Откушали и попробовали коньяка со столика президента и заместителя главкома ГСВГ, поболтали с женой премьер-министра, получили рукопожатие его самого.

Не много ли на первый раз?

О содержании милой беседы с женой премьер-министра Отто Гротеволя Шацкому, кстати, пришлось вскоре докладывать начальнику Управления генералу Г. К. Циневу.

В мае 1954 года в культурной жизни города Берлина произошло одно яркое событие. Как-то вернувшись в субботу вечером из очередной командировки по внешней границе Большого Берлина, получаю звонок от приятеля.

Он сообщил, что в воскресенье состоится последний концерт советской балетной труппы. Выступления нашего балета предназначались для демонстрации достижений советского искусства в Париже. По пути во Францию труппа была вынуждена сделать остановку в столице ГДР, так как французы по неизвестной причине закапризничали с выдачей виз, несмотря на уже имевшиеся предварительные договоренности. Вся труппа остановилась в Берлине, неделю выступала перед немецкими зрителями, и мне улыбнулся случай увидеть цвет советского балета в последний день его гастролей в ГДР.

В воскресенье с утра я просмотрел местную прессу с освещением этих гастролей. Балетная труппа была сводная из числа артистов государственного академического Большого театра в Москве и ленинградского театра оперы и балета им. С. М. Кирова. Делегацию возглавляла всемирно известная балерина Галина Уланова.

Пресса ГДР за прошедшую неделю была полна восторженных отзывов об уровне мастерства классического танца наших артистов. Поскольку о предстоящем выступлении советского балета во Франции ранее оповещалось на весь мир, ценители этого вида искусства со всей Европы хлынули в Париж. Узнав, что гастроли во Франции не состоятся, значительная масса этой богемной публики — специалисты-искусствоведы и представители западной прессы — бросились в демократический Берлин через Западный сектор города. Все хотели посмотреть и оценить наш балет, естественно, не имея никакой реальной возможности заказать заранее билеты. Эту существенную деталь в сообщениях местной прессы я почему-то недооценил, и чуть было не нажил себе неприятности во время посещения концерта.

В обед приятель забежал ко мне, передал два билета на предстоящий концерт и сказал, что может немного опоздать. В этом случае минут за десять до начала я должен был зайти в зал и занять места, положив программку на его кресло. Он же в случае опоздания сумеет войти в зал, используя свои дипломатические привилегии, но при условии, что я сохраню его кресло свободным.

Минут за 30 до начала концерта я уже был на месте. Последнее выступление наших артистов проходило в центре города, во дворце Фридрих-Штадт-Паласт, у станции электрички Фридрих-Штрассе, недалеко от советского посольства.

Меня удивила громадная толпа народа. Сотни людей собрались на площади перед зданием театра. Я присмотрелся. Все солидные, хорошо одетые, интеллигентные люди, явные театралы по виду и разговорам, много фотокорреспондентов. Пройдясь несколько раз через всю площадь, я понял, что основная масса стоящих здесь людей приехала с Запада. Все они надеялись перехватить лишний билетик. Разговаривали о наших балеринах только в превосходной степени. Оценив обстановку, я осторожно протолкался к одной из входных дверей театра, где мы договорились встретиться с приятелем. Масса ожидающих как-то незаметно оттеснила меня от этого входа в сторону. У меня осторожно стали интересоваться, почему я не захожу, кого я жду, нет ли у меня лишнего билетика, кто я по национальности и по своему положению. Несколько энергичных дам, услышав, что я русский,

подтолкнули ко мне представительного мужчину средних лет. Он, узнав, что я жду приятеля и что у нас есть билеты, начал мою обработку.

На ломаном немецком языке неизвестный представился искусствоведом из Стокгольма, сказал, что он является членом Шведского Королевского общества любителей балета. По поручению самого короля вылетел в Париж, чтобы сделать потом квалифицированный обзор на одном из заседаний общества в присутствии самого короля.

— Но французы не пустили к себе ваш балет!

Из Парижа этот театрал прилетел в Берлин, и два дня не может ни в одной из официальных инстанций получить билет на концерт. Сегодня последнее выступление наших артистов, и он просит продать ему один билет. Цена билета его уже не интересует! И он стал настойчиво совать мне в руки толстый бумажник, плотно набитый купюрами, говоря при этом:

— Ведь вы в Москве можете всегда посмотреть своих балерин, а мне едва ли уже представиться такая возможность!

Сопровождающие его дамы поддержали его просьбу, заявляя, что «это будет разумный и дипломатический компромисс с моей стороны», а они о моем благородном поступке напишут в газетах! На эти домогательства я ответил шведу, чтобы он посоветовал своему королю установить дипломатические отношения с ГДР, тогда не будет проблем с получением билетов на концерты советских артистов в Германии, а также можно будет пригласить эту труппу на гастроли в Стокгольм. За нашими «переговорами» внимательно следила толпа людей, плотным кольцом окруживших нас и тоже, надо полагать, желающих приобрести билет.

Через головы столпившихся театралов я с трудом увидел моего коллегу, который уже был у дверей, на месте намечавшейся встречи, и глазами искал меня. Мои попытки продвинуться в его сторону не имели успеха, блокада была плотной. Я не выдержал и крикнул по-русски:

«Я здесь!» — и махнул рукой над головой. Он с большим трудом прорвал кольцо моего окружения, используя свои дипломатические документы, иначе никто не желал отодвинуться с места. Видимо мой разговор со шведом породил и у других театралов надежду, что я, может быть, продам и второй билет.

Приятель отчитал меня в гардеробе театра за неосмотрительность. Вступив в беседу с иностранцем, я невольно породил у него надежду на возможность приобретения у меня билета. В обстановке всеобщего ажиотажа у театра уже были неприятные инциденты с нашими гражданами, о чем я, разумеется, не знал.

Еще до входа в зал мы услышали самые лестные слова о нашей юной балерине, восходящей звезде советского балета в пятидесятые годы, Раисе Стручковой, солистке Московского государственного академического Большого театра. В зале мы смогли воочию убедиться в восторженности приема выступлений этой артистки публикой. Восхищение зрителей ее мастерством не знало предела. Едва она появлялась на сцене — весь зал вставал. Выступление Стручковой проходило под сплошные аплодисменты и крики: «Браво! Брависсимо!». Особенно хороша была эта балерина в партии принцессы Авроры из балета П. И. Чайковского «Спящая красавица». Личное впечатление от ее выступления захватывало, и стали понятными публикации немецкой прессы, где подчеркивалась лиричность ее исполнения, грациозность танца, пластика и высокий уровень техники танцовщицы.

Выступления Галины Улановой воспринимались зрителем тоже хорошо и горячо. Бурные аплодисменты вызывало и появление на сцене Натальи Дудинской из Ленинградского театра оперы и балета им С. М. Кирова.

Но самый неподдельный восторг зрителя, искреннее восхищение, бесспорно, принадлежали представительнице молодого послевоенного поколения артистов советского балета — Раисе Стручковой. На первых страницах газет, иллюстрированных журналов, критических обзоров тех дней ее фотография была на первых страницах и сопровождалась заголовками: «Восходящая звезда советского балета».