Берлин: тайная война по обе стороны границы
Шрифт:
Тот факт, что эти немцы являются гражданами СССР и решение вопросов об их судьбе находится в компетенции МИД и МВД СССР, посольством полностью игнорировался. Оно все еще руководствовалось представлениями военного времени о своих правах по отношению к советским гражданам немецкой национальности. Вот с этой проблемой — пресечением эмиграционных настроений и влияния посольства ФРГ на советских немцев в городе Березники — мне и пришлось столкнуться в первую очередь.
Подчинялся я непосредственно заместителю начальника аппарата. Знакомство со мной он также начал словами:
—
Правда, ознакомление с обстановкой принимало порой очень своеобразные формы, поначалу совсем непонятные мне.
Вот характерный пример того, как здесь меня учили осваивать новую оперативную обстановку. В ходе проверки отдельных лиц приходилось писать много запросов. Согласно существующему тогда положению о секретном делопроизводстве, черновик секретного запроса докладывался руководителю. После его визы и корректировки запрос печатался, вновь подписывался начальником, и секретарь направлял его в адрес.
Мои документы, имевшие зачастую однотипный характер, вдруг стали возвращаться без подписи моего руководителя как «неправильно исполненные». Это стало нервировать меня. Из разговоров с ним я не мог уловить суть претензий ко мне, в чем выражается моя некомпетентность при составлении оперативного документа.
Посоветовался с сослуживцами. Коллеги рекомендовали обращать внимание на настроение шефа в день подписи документа. Чтобы убедиться в том, что он — человек настроения, они предложили мне поэкспериментировать и принести ему на подпись один и тот же документ через день, как «заново переделанный в соответствии с его замечаниями». Проведя такой эксперимент несколько раз, я убедился в правоте сослуживцев.
Выявив явную предвзятость со стороны руководителя, я перешел на новый для аппарата способ исполнения секретных документов, но принятый тогда в системе особых отделов, которым я пользовался на службе за границей. Там проекты секретных документов исполнялись не на отдельных, заранее зарегистрированных листах, а в специальном журнале, зарегистрированном в секретариате и с пронумерованными листами, что исключало утрату черновиков документов. Удобная форма учета копий секретных документов. Она дает возможность, особенно начинающему оперработнику, спокойно анализировать свои ошибки по отдельной тематике в свободное для него время.
Я перешел на такую форму учета не без сопротивления руководства. Когда через три месяца, во время очередного дежурства, я сел с журналом за изучение характера своих ошибок, то в очередной раз убедился, что рукой моего начальника водило дурное или хорошее настроение, а не степень грамотности исполнения мной оперативного документа.
Позже я разработал шаблоны для некоторых типовых служебных документов, с большим трудом добился их утверждения. Тем самым снял вопрос «правильности или грамотности» их исполнения и исключил возможность придирок к подготовленной мною документации.
При становлении как оперработника в разведотделе в Потсдаме меня учили действительно делу, умению разобраться в оперативной
При решении главной поставленной передо мной задачи — нейтрализации влияния посольства ФРГ на разжигание эмиграционных настроений среди немецкого населения города — инициатива предоставлялась мне. Это направление работы было организационно в забвении, и многое приходилось начинать заново. Я быстро убедился, что среди немцев в городе разное отношение к вопросу выезда в Германию на постоянное жительство. Влияния городских властей на эту проблему не чувствовалось.
Практически никто не вникал в причины наличия таких настроений. Не было официально организованного пропагандистско-правового разъяснения этого вопроса. Такая задача ставилась кулуарно, наличие этой проблемы как-то стыдливо замалчивалось. Сходились все в одном: виновато прошлое, режим спецпоселения в годы войны, обиды, унижения, нанесенные невинным людям. Дальше констатации этого факта дело не продвигалось.
Многие не понимали, что между самими немцами, в силу разного военного прошлого, существовал раскол мнений по этому вопросу. Большинство людей, бывших в годы войны на спецпоселении на Урале и в Сибири, ничего не связывало с фашистским оккупационным режимом в западных районах СССР. И наоборот, часть немцев, находившихся в войну на временно оккупированных территориях, морально, материально и физически были связаны с оккупантами: пособничали, имели льготы от фашистских властей, нередко уже в то время считали себя «гражданами Великой Германии». Именно эта часть немецкого населения являлась возмутителем спокойствия и служила опорой для демаршей посольства ФРГ.
Немцы, бывшие трудармейцы на Урале, понимали их пагубную роль. Но ввиду пассивной позиции властей и отсутствия какой-либо организованности по национальному признаку, не могли активно им противодействовать. Бывшие спецпоселенцы понимали, что репатрианты из их среды могут навлечь беду на всех немцев огульно. Их агитация за массовую эмиграцию из СССР в обход местных властей могла повлечь за собой вновь административное или уголовное преследование всех лиц немецкой национальности без разбору.
Ошибки КПСС в национальной политике во время войны были слишком очевидны. Сторонники и противники советской власти были ею одинаково гонимы. Пагубность такой практики военного времени сыграла огромную негативную роль в судьбах отдельных конкретно взятых людей. Мне довелось изучить эту проблему в масштабах города. У меня возник вопрос: где бывший партийносоветский актив из числа немцев, переселенных на Урал с Украины, Поволжья, Кавказа? Ведь на местах бывшего их проживания они сами осуществляли все властные функции.