Берлин: тайная война по обе стороны границы

Корнилков Аркадий Николаевич

Принятые меры для подтверждения личности Майера по фотографии с трофейных документов не дали ожидаемых результатов. Лишь один из опознавателей заявил, что человек на фото под номером 3 очень напоминает молодого Майера. Направили запрос для проведения опознания в УКГБ по Свердловской области, где имелась тогда солидная экспертно-криминалистическая служба. Через некоторое время был получен обескураживающий ответ за подписью эксперта Великанова. Он не нашел идентичности между фотографиями строителя Майера и Майера с кадровой анкеты службы СД.

Начальник аппарата КГБ в городе Березники, который довольно скептически относился к оценке материалов по делу Майера, после ознакомления с ответом экспертизы из Свердловска наложил на документе

разгромную резолюцию примерно следующего содержания: «Возню по делу Майера прекратить! Подготовить материалы на профилактику!»

Я был озадачен таким поворотом событий. Было ясно, что требуется дополнительная работа для идентификации объекта по трофейным документам, поиски иной свидетельской базы. И она уже имелась к тому времени. Только на Украине было установлено десять человек. Одного возможного свидетеля нашли уже в не столь отдаленных местах заключения. Вся работа была еще впереди. В голове не укладывалось: как можно прекратить работу и профи-лактировать явного карателя? По правовым нормам, профилактика проводится в отношении людей ошибающихся, случайно вставших на путь преступной деятельности, где есть надежда на исправление человека. Но не в случае, когда мы имеем дело с убежденным врагом государства, бывшим карателем.

В том, что Майер не «случайный попутчик фашизма», что в духе геббельсовской пропаганды он считает русских людьми низшей расы — унтерменшами, мы имели возможность убедиться достоверно. В узком кругу знакомых в Березниках он последовательно пропагандировал идею о том, что немцы являются представителями высшей расы в отличие от русских: «Им бы лишь поллитра водки да хвост селедки!» Править миром все равно будут немцы: «Захватив Восточную Пруссию, русские устроились там, как аист в чужом гнезде. Все равно Пруссия будет нашей. Всем немцам из России надо уезжать в Германию. Там их будущее».

За годы службы фашистской Германии Майер неплохо овладел основными постулатами нацистской пропаганды о величии немецкой расы, что с успехом демонстрировал ближайшему окружению в СССР.

Теперь становилось понятным, почему отказался давать характеристику на Майера старший прораб Кунц, когда мы об этом попросили. Очевидно, зная его истинные настроения и не одобряя их внутренне, он не хотел говорить неправду, чтобы не вводить нас в заблуждение. Сказать же правду, видимо, выглядело в его глазах как добровольный донос на соотечественника. Поэтому Кунц предпочел воздержаться от комментариев и не вступать в сделку с совестью.

Это было понятно мне, но не руководителю аппарата КГБ в городе Березники. Мои доводы не были приняты им во внимание. Реакция на мою попытку отстоять дело была близка к негодованию. Однако мой непосредственный руководитель, являвшийся заместителем начальника аппарата, с моими возражениями согласился. Это позволило нам продолжить работу по делу Майера. Подготовили повторный запрос на экспертизу по фотографиям, но на сей раз в Москву. Выслали напоминания на Украину — в Николаев, Запорожье, Днепропетровск и Киев — об ускорении розыска подчиненных Майера по Варшаве.

Вскоре был получен ответ экспертов из Москвы. Он был обстоятельный, в том числе с указанием ошибок, допущенных свердловским экспертом Великановым. Вывод однозначный: строитель Майер и каратель Майер — это одно и то же лицо. Этот вывод подтверждал и один из моих соратников. Он видел фотографию молодого Майера у его родственников, где он был снят перед призывом в армию. Она очень похожа на фотографию объекта проверки из личного кадрового дела службы СД.

Из Комитета госбезопасности Украины мы также получили лаконичный ответ, что интересующие нас лица на Украине установлены и по нашей информации взяты в разработку. Об их принадлежности к фашистским карательным органам в годы войны ранее ничего не было известно. До окончания проверки их использование в качестве свидетелей по делу Майера невозможно. Разработка этих лиц находится на контроле непосредственно в центральном аппарате

КГБ УССР. Нам дали понять, что переписка по этому групповому делу должна вестись с Киевом только через Москву. Ответы из ряда областных управлений КГБ Украины, куда мы обращались с запросами и напоминаниями, пришли несколько позже. В них также говорилось, что переписка относительно интересующих нас лиц должна вестись с Киевом.

Досягаемым для нас остался лишь один свидетель, бывший подчиненный Майера, приговоренный к пожизненному заключению и отбывающий наказание в Дубравлаге в Мордовской АССР.

Мы направили в Дубравлаг мотивированный запрос с листом опознания. Осужденный на пожизненное заключение каратель, бывший эсэсовец Милюшенко, от проведения официального опознания Майера отказался.

В беседах с сокамерником, по словам которого вызов на допрос для опознания очень взволновал Милюшенко, он заявил: «Если они взяли Майера, и он станет давать показания, то нас всех по меньшей мере повесят! Да это же такой зверь, который стрелял и чужих, и своих! Он даже вахмана застрелил во дворе Варшавской тюрьмы за то, что тот не попал в стоявшего перед ним заключенного, приговоренного к расстрелу». Давать в протокол оперработнику какие-либо показания Милюшенко отказался. Мы были вынуждены довольствоваться лишь этой оперативной информацией.

В конце 1961 года Березники неожиданно посетил прокурор Уральского военного округа, прибывший из Свердловска. Цель его визита в наш город мне не была известна. Фамилию его я тоже не помню. Генерал-лейтенант попросил ознакомить его с делом К. К. Майера.

После детального изучения материалов, а к тому времени два тома дела насчитывали примерно 720 страниц, он имел со мной подробную беседу. Прокурор детально разобрал значимость полученных на Майера компрометирующих материалов, дав им юридическую оценку, чего начальник нашего аппарата никогда не делал. Суть его выводов и рекомендаций по делу сводилась к следующему. Вина К. К. Майера очевидна. Его причастность к фашистским карательным органам доказуема. Для доведения дела до суда необходимо основное внимание сосредоточить на выявлении свидетелей и иной доказательной базы совершенных преступлений. Здесь ожидаются большие трудности, так как карательная деятельность объекта развивалась в основном на территории Польши, и, по существу, он должен быть судим там. Если, конечно, у поляков появится на это желание.

Прокурор рекомендовал срочно подключить к работе следственный аппарат пермского управления, а само дело передать в производство областного управления. Через Москву следовало запросить органы безопасности Польши о возможно имеющихся у них других материалах по тюрьме «Павяк» в Варшаве. Совместно с поляками и Киевом нужно было довести это дело до логического конца. Возможно, кого-либо из его бывших подчиненных удастся склонить к даче развернутых показаний на Майера и его роли в карательных операциях.

Осенью 1961 года произошло общее обострение международной обстановки, и возникла угроза военного нападения на СССР. В связи с этим в ноябре, уже в разгар уральской зимы, в окружении Березников срочно стали размещать ракетный полк ПВО. До этого момента город не имел прикрытия на случай нападения, и воинские части там не дислоцировались. Все это вносило дополнительную напряженность в оперативную обстановку в городе.

В январе 1962 года нам удалось зафиксировать следующий факт. Встретив на новогоднем базаре знакомых немцев, Майер интересовался у них, видели ли они, как ночами с железнодорожной станции Березники целую неделю возили ракеты. По его мнению, появление ракет ужесточит режим проживания немцев в городе: «Если раньше американцы нацеливались, наверное, только на большую химию, то теперь, с появлением ракет, они точно нанесут удар по городу». На вопрос собеседников, что же делать в этом случае, Майер сказал: «Нужно срочно уезжать из всех этих больших городов на Урале. Например, на Алтай, в сельскохозяйственные районы. Там у меня есть знакомые»