Берсерк
Шрифт:
– Помню. Продолжай.
– Конунгом тебе не быть, но ты станешь кем-то другим, но не известно, лучше это или хуже.
— Это как? – не понял ведьму Олег.
– На роду написано, - коротко, но неясно ответила вельва.
«Ни одного слова в простоте, - поморщился Олег мысленно. – Что ни слово, то загадка. Но хоть живым, вроде бы, останусь. Уже хорошо!»
– Спасибо, матушка Гелти, - сказал он вслух. – Я тебя услышал.
«Может быть, не на этих выборах, а на следующих?» - предположил он, тасуя в уме немногочисленные известные ему факты.
– Бойся лебедя и голубку, - продолжила между тем вёльва.
– Надейся на лучшее, ярл, но готовься к худшему, во всем ищи выгоду и не руби с плеча – дай тесту созреть.
«Час от часу не легче! – возмутился Олег. – А это, что должно означать?»
— Это предсказание или совет? – спросил он вслух.
– Лишний вопрос, мой ярл, - ответила колдунья, начиная собирать разбросанные по полу костяшки. – А я умею считать только до трех…
***
Ведьма ушла, и Олег сразу же отключился. Все силы ушли на разговор, но зато во сне, - или, скорее, даже в бреду, - он,
***
Переход на Органзу оказался не то, чтобы тяжелым, но все-таки непростым. Погода плаванию не благоприятствовала: штормило и почти круглосуточно шел дождь. А Эбур, между прочим, был все еще нездоров. Раны болели, тем более в такую погоду, но утешало хотя бы то, что не загноились, да и заживали быстрее, чем можно было ожидать. Такое быстрое исцеление без антибиотиков и прочего всего, что предлагала медицина двадцать первого века, не могло не удивлять. Однако парень оказался на удивление живучим. И к тому же являлся магом, хотя сам об этом никогда всерьез не задумывался. Во всяком случае, никто его ничему не учил и ничего не объяснял. Тем не менее, когда это становилось жизненно необходимо, он чисто интуитивно своей магией все-таки пользовался. Поджигал вражеские корабли во время сражения на Русалочьем озере, «чувствовал» ветер в походах и все прочее в том же духе. Иногда по мелочам, а иногда и не очень. Мог, например, толкнуть чем-то невидимым, недалеко, метров на десять всего, но сильно. С ног любого собьет. Однако, в ближнем бою рубился мечом или секирой, а вот магию призывать у него не получалось. Да он о ней и не вспоминал. Может быть, поэтому он и магом себя никогда не считал. Тем не менее, правда заключалась в том, что его организм, - и тоже, верно, не без помощи магии, - пережил нынешний кризис, и уже на седьмой день после боя Олег/Эбур встал со своего одра и мог худо-бедно ходить. Ходить, преодолевая боль, сидеть, чувствуя все ту же боль и лежать рядом с женщиной, готовой на все, что обычно ему нравилось, но увы не тогда, когда он даже думать ни о чем подобном не мог. Однако, боль не смерть, а всего лишь досадная помеха, и когда наступило время, Олег поднялся на борт своей большой лодки, и они вышли в море.
Добрались до Органзы на удивление быстро, за те самые три дня, которые считались здесь нормой для хорошей погоды. Пришли в порт Аверёй, пришвартовались, выгрузились и, не мешкая, - что называется «с корабля на бал», - поспешили в Логёйа Борг, где заседал Большой Круг. Лошадь найти быстро не удалось, - по случаю собрания все непарнокопытные были в наёме, - и идти в гору пришлось пешком. Небыстро и больно, но такова жизнь, а другой Эбур просто не знал. Знал Олег, но идти все равно пришлось ему. И ничего, дошел, не помер. Пришел, вошел в Собрание и понеслось…
О том, что дело нечисто, Олег понял сразу же, едва вошел в Великий Чертог. Понимание это было чисто интуитивным и, скорее всего, являлось всего лишь мгновенным впечатлением, потому что знать что-либо наверняка он просто не мог. Ни Олег, ни Эбур не были знакомы с большинством из тех, кто собрался в крепости Логёйа, чтобы выбрать нового конунга. Ни один из них не был искушен в политических играх, да и вообще они ничего по сути не знали о политическом раскладе в Норланде и Содерленде. Содер был, вроде бы, богаче и культурнее Норланда, но военная сила исторически принадлежала северянам. Численно их было меньше, но вследствие своего образа жизни они были более агрессивны, чем южане, активно занимавшиеся земледелием и скотоводством, и лучше подготовлены к войне. Оттого исторически северяне всегда доминировали в политике Морских земель. Конунга тоже обычно выбирали из тех, кто правил Северной маркой. Но в том-то и дело, что Эбур Кворг до сегодняшнего дня являлся мелкой сошкой, младшим хэрсиром на одном из не самых больших островов архипелага. К тому же по молодости лет он не участвовал в делах своих старших родственников и знал о них постольку-поскольку, а уж двор ярла или, говоря на арелатский манер, графа Гундберна был для него и вовсе недосягаем. Однако теперь, когда он сам стал ярлом Гундберном, именно ему предстояло сыграть в политические шахматы с настоящими гроссмейстерами Морских Земель. И все, что он знал, начиная эту заведомо проигрышную партию, это то, что дело нечисто. В воздухе, пропитанном запахом пота и табака, чувствовалось некое странное, не враждебное, но и не доброе напряжение. Угадывалась какая-то злонамеренная интрига или заговор, какой-то приготовленный специально для Эбура подвох или даже западня. К сожалению, ситуация не оставляла места для маневра, и спросить совета было не у кого. Сопровождавшие его люди и сами были новичками в той нечистоплотной игре, которая зовется большой политикой. Оставалось держать лицо и надеяться на лучшее. Во всяком случае, убивать его, похоже, пока не собирались.
Итак, высокие двери растворились, и он вошел в Великий Чертог. Памятью Эбура Олег знал, как проходят собрания эклингов, но то были провинциальные сходы, а сейчас он вошел в огромный зал, по традиции построенный из одного лишь дерева. Каменными были только камины, зато все остальное – стены, пол и потолок, - были сделаны из дуба, лиственницы и корабельной сосны. Гладкие, покрытые лаком доски пола, резные панели стен и высокий свод, опиравшийся на огромные дубовые балки. Красивый зал. Большой и просторный. Можно даже танцы устраивать, но сейчас во всю его длину были установлены
Первые хвалебные песни скальдов о себе любимом он услышал еще дома, в замке, оправляясь от ран. Затем все эти незатейливые драпа[18] сопровождали его на всем пути до Скандзы. В море делать нечего, даже если ты сидишь на веслах. Самое время развлечь себя и окружающих красивой песней на актуальную тему. А что может быть в этом смысле актуальнее недавней войны и подвигов, совершенных на ней родичами и побратимами? Так Эбур стал героем, нечувствительно превратившись в фольклорного богатыря. Ему даже кличку подходящую придумали, назвав Хродгейром, что означает Копье славы.
«Ну, копье так копье», - пожал он мысленно плечами.
И тут, словно подслушав его мысли, кто-то из хэрсиров оглянулся на вход в Чертог, увидел Олега и, вскинув руку с чашей вверх, завопил на весь зал:
– Хродгейр с нами! Светоч битвы!
«Вот же, блин, нашелся скальд на мою голову!»
Но процесс уже пошел и остановить его было невозможно. Трудно сказать, откуда этот тип знал Эбура, но, похоже, они были шапочно знакомы, и сейчас, проорав свою здравницу, «хренов скальд» познакомил с ним весь зал, то есть практически едва ли не всех присутствующих. Кое с кем Эбур был знаком прежде, а кое-кто и вовсе приходился ему дальними родичами, но основная масса сидевших за столами людей всего лишь слышали его имя, поскольку слава летела перед ним, опережая идущий морем дракар. Теперь же они увидели его вживую, связав воедино имя, деяние и зрительный образ. А выглядел Эбур совсем неплохо. Высокий, широкоплечий парень с пшеничного цвета длинными волосами, голубыми глазами и вполне аристократическими, - и откуда что берется, - чертами лица. Впрочем, откуда взялись эти черты, не тайна. Все знали, что прадед Эбура был то ли бароном, то ли графом в королевстве Альба, и в Норланд сбежал, поучаствовав там в гражданской войне. На проигравшей стороне, разумеется, но, видно, мужик был не промах, потому что сбежал не один, а с дочерью какого-то там князя, и не с пустыми руками. А имея деньги, - вернее, золото и драгоценные каменья, - да хорошие мозги, смог стать ярлом и основать династию. Династия, однако, была молодой и, чтобы придать себе вес в среде хэрсиров и ярлов Северных земель, Нанберт Кворг второй женой, - благо в Норланде многоженство не грех, - взял себе одну из младших дочерей конунга Идо Гарарда, и, хотя Эбур принадлежал к линии старшей жены ярла, род свой он вел именно от конунга. Такие в этих краях были законы наследования. А дальше все просто: его дед женился на захваченной в плен девушке из знатного рода, правившего на западе Туманного острова, а отец вообще вывез жену из Арелата. Отсюда и внешность, но, по правде сказать, до тех пор, пока он был всего лишь пятым ребенком в семье, никто к нему особо не присматривался, потому что он был никому не интересен. Но потом случилось чумное поветрие, и за неимением других претендентов он стал наследником своего двоюродного дяди и получил титул младшего хэрсира. Теперь же, когда в огне войны сгинули практически все его старшие родичи, он сразу же оказался интересен буквально всем, поскольку ярл всего Норланда в принципе не может не вызывать интерес.
«Вот и внешность пригодилась…»
В общем, встретили его хорошо, но опыт показывает, что на каждого искреннего энтузиаста всегда находится, как минимум, двое «попутчиков»[19]. А читать мысли Олег, увы, не умел и знать «кто есть кто» на этом празднике жизни, соответственно, не мог. Впрочем, внешне все обстояло более чем хорошо. Встретили его с почестями, уважительно усадили за Красный стол, налили в кубок южного вина и начали петь дифирамбы, пряча за красивыми словами некрасивые намеки, которые, на самом деле, еще иди и пойми. Эбур понимал не всегда, но даже, когда ему казалось, что он уловил второй смысл, быть уверенным в том, что все понял правильно, было бы по мнению Олега более, чем опрометчиво. Это было, как попытка гуманитария понять текст из статьи по астрофизике. Слова, вроде бы, понятны. Даже термины не проблема, когда под рукой Википедия и прочее все, но о чем там речь в этой статье, понять никак не получается.
И вот сидел он за Красным столом, пил по глоточку сладкое вино, - а он его, между прочим, в обеих жизнях терпеть не мог, - слушал «ораторов» и пытался сообразить, куда дует ветер, и чего от всего этого следует ожидать. Слушал, думал, взвешивал слова и интонации, и как-то вдруг сообразил, что в зале идет довольно-таки сложная игра. Вернее две или даже три разных игры, целью которых является облапошить национального героя, обмануть и ограбить, сохранив при этом на Морских Землях мир и покой. Ну или видимость мира, которая всяко лучше открытой конфронтации. Игроки при этом друг с другом не ладили, ведь каждый играл за свою команду, и выводить в ферзи они пытались разные фигуры. Согласие наблюдалось лишь в одном пункте: Эбуру, как и напророчила ему Вёльва, конунгом не быть. Он был однозначно неприемлемым кандидатом, но и без него, судя по всему, было не обойтись. Поэтому его открыто не топили и грязью не поливали, стремясь, напротив, заручиться его поддержкой. Однако было очевидно, что по поводу выдвижения самого Эбура Гундберна существует консенсус: «не люб ты нам, ярл», и на этом все.