Берсерк
Шрифт:
– Рассказывай! – приказал Олег и сам удивился тому, как правильно это у него получилось. В меру властно, в меру уважительно.
– Конунг[6] повел основные силы через пролив Большой Полоз, - словно бы, через силу начал Куно.
– Но это оказалось ошибкой, мой лорд. Главные силы вышли в океан, однако горландцев там не нашли. Тогда конунг решил, что Алфрид спрятал свой флот за Зеленым островом, но там их тоже не оказалось, зато на поиски горландцев ушла почти половина светового дня. О том, что Алфрид пошел через Малый Полоз никто почему-то не подумал, но даже если бы подумали, это ничего бы уже не решило. Обогнуть мыс Дикой Лошади до наступления темноты корабли Радвальда все равно не успевали. Тогда он повернул их вспять и в шхерах Пяди попал в засаду. Горландцев было много меньше, но их пироманты оказались
– Не я, - возразил Олег, вспомнив чужой памятью перипетии того сражения. – Заслоном командовал мой дядя Берт…
– Так и было, - кивнул Куно. – Бой начался на рассвете, и у нас хватало опытных командиров, но уже в полдень во главе островного ополчения встали вы, ярл. Больше-то было некому…
– Что теперь?
– До того, как соберется Большой круг, править будут вдова конунга Сакса Вороное Крыло и ее брат Эврарт.
– Когда назначен сбор? – спросил Олег, уже понимая, что просто обязан появиться в Собрании. Ведь теперь от него зависело множество людей. Практически вся Северная марка – весь Норланд, во главе которого он так неожиданно оказался.
– Через две недели, в Солнцестояние.
«Две недели… Если погода установится, под парусами до Скандзы[7] три дня пути… На край – четыре. Вопрос – смогу ли я до тех пор хотя бы встать на ноги?»
– Я пойду…
«На чем, ради всех богов?!» - озадачился Олег, сообразив, что кораблей-то у него и нет.
– У нас еще остались целые дракары[8]? - спросил, уточняя ситуацию.
На фрегате было бы удобнее, но в том, что уцелел хотя бы один из этих больших кораблей, Олег сильно сомневался.
– Остались, - тяжело вздохнул Куно. – Я… Вы уж простите, ярл, но я вашим именем забрал у Кворкингов все большие лодки.
– Сколько? – сознание уходило, но Олег во что бы то ни стало должен был выяснить хотя бы этот вопрос.
– Семь.
«Семь… Если бы они были с нами на Русалочьем озере… Кворкинги… Суки драные!»
– Возьми заложников…
– Уже взяли. Все мелкие Кворкинги играют в салочки на Черной скале.
«Жестоко? А как по-другому?»
– Собери команду… пойду на одном из их кораблей, - сказал он вслух и закрыл глаза. Сил на дальнейший разговор уже не осталось. А там и сознание ушло.
Сознание ушло, зато пришел сон. Из тех, что Вёльвы[9] называют «длинными снами». В таких видениях ты или путешествуешь по прошлому, или заглядываешь в будущее. Но Олег увидел именно прошлое, правда, не свое, а бедняги Эбура. Парень оказался настоящим берсеркером. Впадал в ярость без того, чтобы пить отвар из мухоморов или курить всякую дрянь. Просто такой психотип. Взрывной и резкий. И еще он был крутым выживальщиком. Выживал, что называется, всем смертям назло. Оставшись сиротой в пять лет, не сгинул и не дал себя убить или загнобить. Вырос, выдрал зубами свой наследственный титул, который у него хотели было увести, и в тринадцать лет стал хэрсиром. Но барон в Норланде, тем более, на островах архипелага – это отнюдь не богатый бездельник, и Эбур Кворг, который ходил в море едва ли не с семи лет, продолжил «дело всей своей жизни» или, вернее сказать, дело своих предков. А делом этим была рыбная ловля и охота на китов и моржей. Да, в общем-то, на любого крупного морского зверя: на белых медведей и морских котиков в том числе. Торговлей занимались другие люди. Пиратством тоже, поскольку негоже хэрсиру марать руки в нечестивых делах, но при случае отнюдь не грех кого-нибудь ограбить. И хоть захват чужих кораблей, по большей части, являлся редкостью, не говоря уже о налетах на прибрежные замки Горланда, добытое в этих вылазках золото с лихвой перекрывало доходы и от торговли, и от рыбного промысла. Впрочем, хэрсир, в основном, руководил легальной деятельностью своего баронства и в грабежах принимал участие всего лишь раз или два, но не о том речь.
Главное, парень выжил
С этой мыслью он и проснулся.
«Что делать?», «Кто виноват?» и «Кому на Руси жить хорошо?» - извечные русские вопросы.
Русью, впрочем, здесь и не пахло. Лежа на своем, вполне возможно, смертном одре, Олег провел быструю ревизию того, что здесь есть, без того, чтобы убиваться по поводу того, чего, увы, нет и уже не будет. Оказалось, парнишка Эб не только занимался хозяйством и ходил в море. Он еще и книжки умные читал, говорил с заезжими торговцами в кабаках Свайяра и принимал в своем захудалом замке Кворгхольм на Черной скале дворян из Норланда и Содерленда, а то и кого-нибудь из заморских земель: с континента или с Туманного острова.
В Норланде, на трех довольно больших островах, которые, собственно, и являлись историческим Норландом, и на семидесяти пяти островах Архипелага Большого Бивня жили эклинги – народ, на взгляд Олега, довольно сильно похожий на викингов его мира. А южнее, в Содерленде, на дюжине островов Малого Бивня располагалась Южная марка, которую населяли близкородственные эклингам вагры[10]. Эти, скорее всего, походили на каких-нибудь западных славян. На ободритов[11] или еще кого-нибудь в том же роде. Северная и Южная марки, - или, пользуясь местным наречием, Морские земли, - формально принадлежали Арелатскому королевству[12]. В Арелате же, скорее всего, жили франки и германцы, но не раннесредневековые, а такие, какими они стали бы в эпоху позднего Возрождения. Королевство находилось на континенте, деля его с другими большими и малыми государствами, - королевствами, княжествами, герцогствами и графствами, - а в океане на полпути между Старым и Новым светом лежал Туманный остров или иначе королевство Альба, очень похожий по впечатлениям на Англию, какой ее знал Олег. То есть, англичан или по-местному горландцев Олег, собственно, и разбил на Русалочьем озере.
«Просто бедствие какое-то, - подумал он хмуро, открывая наконец глаза, - куда ни кинь, всюду клин, и везде эта подлая нация…»
Олег любил Англию и не любил англичан, причем и первое, и второе носило исключительно иррациональный характер. Он это знал, отчетливо понимал, что и откуда взялось, но ничего с собой поделать не мог. Любил английскую архитектуру, виски и сыр, пиво и литературу, особенно романы, кино и технические достижения, даже историю и ту любил, в смысле, интересовался. Но вот, как государство и народ сильно недолюбливал. Такой вот странный выверт сознания. Но, что любопытно, с Эбом все обстояло точно так же: он высоко ценил судостроение горландцев и их оружие, знал их язык и с интересом читал их книги, - в особенности, трактаты по географии, истории и морским наукам, - с удовольствием пользовался вещами, будь то одежда, ткани или точная механика, произведенными на Туманном острове, но вот самих горландцев терпеть не мог.
«Интересно, сколько этих бедолаг я положил в бою?» - задался он вполне праздным вопросом, но потом вспомнил, что его самого местные великобританцы тоже хорошо отделали, и разом успокоился. Впрочем, как только мысли про врагов перестали его отвлекать от насущного, к нему вернулись боль и немощь. И еще вдруг очень захотелось пить.
– Эй, кто-нибудь! – окликнул он ночь. В комнате он был один, только он и зажженная свеча, но о том, чтобы самому встать с кровати нечего было и думать. По ощущениям, он был едва жив, однако пить хотелось больше, чем умереть. – Кто-нибудь!