Бешеный волк (сборник)
Шрифт:
Первой ее реакцией на это ощущение была ирония.
Ирина просто усмехнулась, потом улыбнулась, а еще позже, почувствовала грусть. И грусть эта сменилась не улыбкой, а страхом.
Ирина испугалась себя, потому, что вдруг поняла, как просто этюды воображения могут превратиться в картину реальности.
Выходя замуж за генерала, она была смелее потому, что была уверена в себе, но встреча с Андреем еще не родив любовь, разземлетрясенила эту уверенность.
Такой сумбур в Ирине мог продолжаться довольно долго, а мог и умереть своей естественной смертью, но вскоре ночью Андрей Каверин приснился ей.Когда Ирина проснулась, Иван Иванович уже уехал в Генштаб. Иногда ему приходилось уезжать довольно рано, и это тоже была судьба.
Она лежала в постели, ощущая, как
Ее тело предавало ее душу.
А потом ее рука потянулась к телефону, самому безответственному соучастнику всех событий.Человек устроен так, что всегда найдет оправдание своему поступку. И это не верно, что в человеке последними умирают надежды. Последними умирают оправдания.
Если они не умирают первыми.
«Наверное, он еще спит. И потом, что в этом плохого, если я зайду посмотреть картины», – говорил разум Ирины ее душе. Не случайно, разум дополняет душу, а душа дополняет разум.
Случайно то, что получается в результате этого.
«Все это отговорки», – говорила разуму душа.
Глупую женщину может застать врасплох ее собственный поступок – умная женщина, на самом деле, всегда знает, что она хочет, когда звонит к мужчине.
Особенно, в том случае, когда она этого хочет.
– Алло, – услышала Ирина голос Андрея.
– Я, наверное, разбудила тебя?
– Все равно, ты мне снилась, так, что почти ничего не изменилось…Ирина знала, что у нее стройная фигура и красивые ноги, теперь ей приходилось делать выбор.
В принципе, она вполне могла обойтись джинсами и кроссовками, и сейчас, джинсы были первым порывом и последней защитой.
Ирина уже надела эти хлопчатобумажные кариатиды целомудрия, но остановилась у зеркала и посмотрела в свои глаза, а потом медленно расстегнула молнию:
«Не ври себе. Ведь собираясь к нему, ты уже выбрала самые симпатичные трусики», – отдаваясь порыву, как человек, бросающийся в пропасть и уже не оглядывающийся на обстоятельства, она накинула на плечи темно-синюю, обтягивающую блузку-батик, подчеркивающую ее грудь, надела светлые туфли на высоком каблуке и белую мини-юбку.
Иногда мини-юбка становится Рубиконом…Перед тем, как позвонить в дверь к Андрею, Ирина расстегнула две верхних пуговки на блузке.
Представляю, что ты подумал, когда я позвонила тебе.
– Я просто обрадовался.
– Все очень просто.
– Все очень сложно…– Я пришла для того, чтобы просто посмотреть твои картины, – тихо проговорила Ирина, сама не веря тому, что она говорит.
– Я позвал тебя, чтобы просто увидеть, – еще тише ответил Андрей, – Тебя, наверное, очень трудно удивить?
– Нет легко…– Андрей, я не могу определить, почему твои портреты отличаются от портретов, написанных другими художниками? – с чашкой кофе в руках, Ирина переходила от одной катины, стоявшей на полу или висевшей на стене, к другой.
– Каждый раз я стараюсь понять, кем хочет выглядеть человек, заказывающий портрет: героем-любовником, преуспевающим бизнесменом, мудрым политиком?
Человек всегда что-то воображает о себе – в этом его право и отличие от животных.
И я стараюсь понять, о чем он думает.
– А о чем думаю я сейчас? – спросили Ирина, чувствуя, как ее голос становится хриплым.
– Ты сама знаешь, о чем ты думаешь. И я думаю о том же, – ответил Андрей, – Не обижайся, но людям даны слова для того, чтобы они говорили.
И естественен тот, кто умеет словами пользоваться, – Ирина внимательно посмотрела на Андрея, а потом опустила глаза и расстегнула третью пуговку на блузке…– …Ты, художник, веришь в Бога? – спросила Ирина, глядя на распятие на стене.
– Вера обладает красотой.
А в красоту я верю. Так, что, наверное, верю и в Бога. Хотя, никогда об этом не задумывался.
– Ты не боишься, что Бог накажет нас?
– Как?
– Отправит нас в ад за то, что мы собираемся сделать?
– Нет, Ирина. Если ад для влюбленных, то – для кого же тогда рай?
Впрочем, есть и еще одна причина, по которой я не боюсь божьей кары.
– Какая?
– Я обратился
– Андрей, разве есть молитва о прелюбодеянии?
– Есть молитва об отношениях мужчины и женщины.
– Что это за молитва?
– «Пошли нам, Господи, то, о чем не придется сожалеть и чего не придется стыдиться.
Ни нам.
Ни тебе…»20
А в стране шли реформы.
Но шли они как-то неумело, воровато оглядываясь, подволакивая левую ногу.
Время дележа побед ангельским не бывает, но по-настоящему сволочным бывает время дележа поражений.
Сволочей не становится больше, кто был порядочным, тот и остался им, но только эпоха крушений позволяет установить точно, сколько же тех и других на самом деле.
Потому, что крушение, это время потери ответственности.
В легкое, безответственное время сволочью быть очень легко, почти так же легко, как и в тяжелые времена. Просто в безответственные времена, подлость мелких людей проявляется с наслаждением.
Наслаждением сволочизмом.Подлость, это одна из мер ничтожности человека.
Энтузиазм в приятии неосмысленных идей – другая мера.
Так было с коммунизмом.
Так стало с православием.Когда сын генерала Фронтова, Алик-франт однажды нацепив крест, толи на серебряную цепочку, толи на шею, сидя на кухне, пустился в рассуждения:
– Православие – это будущее страны, – Иван Иванович вспомнил себя, разглагольствовавшего перед своим отцом, Иваном Спиридоновичем, о третьей мировой войне, подумал о том, что время меняет все, при этом – ничего не меняет, и не стал перебивать сына.
Генерал Фронтов не лицемерил перед сослуживцами, откровенно говоря, его и не слишком-то к этому побуждали, и не объявлял себя, как многие другие «истинноверующим человеком». Но когда Алик разошелся:
– В вере нуждается каждый, кто… кто…. – заблудившийся в мысли Алик слегка подзамялся, и слушавший сына молча Иван Иванович все-таки не выдержал:
– Кто не доверяет своей собственной порядочности…– Библия как раз и учит порядочности: например – воровать грешно! – не унимался сын.
– Мне всегда казалось, – ответил отец сыну, – Воровать не грешно.
Воровать – стыдно…– Что же тогда нужно, что бы жить по совести? – Нужно ее иметь…
Сын не застал отца врасплох потому, что в то время разговоры о вере были постоянными, и их отголоски достигали верхних этажей Генерального штаба.
Совсем недавно генерал Игонин сказал генералу Фронтову:
– Вера поможет нам сдвинуть горы!
– А она позволит задуматься о том, надо ли это делать?…Алик, сын генерала Фронтова рос отщепенцем от семьи и от всего того, что его окружало.
Ерунда, что воспитывает школа, пионерская организация, комсомол. Главное, что должен иметь ребенок, это занятых делом родителей.
Для Алика семья была не свежим воздухом, а бесплатной кормушкой.
Звание отца – не стартом, а выигрышем на бегах.
Жил он кем-то вроде меланхоличного летнего дачника. На всем чужом – ни своей памяти, ни своего опыта, ни своей любви.
При этом, приятели называли его не Аликом-дачником, а Аликом-франтом.Взаимоотношения Алика-франта с молодой мачехой складывались из самых простых и житейских вещей: зависти и ревности.
В семье из трех человек всегда кто-нибудь, мужчина или женщина, оказывается в меньшинстве. Правда, иногда в меньшинстве оказываются родители или ребенок.
А в семье генерал-полковника Фронтова в меньшинстве оказался Алик, потому, что Ирина потеснила его и на поле родителей, и на поле детей. Это вызывало в Алике вначале недоверие, потом протест и, наконец, ненависть к навязанной ему мачехе.
И больше всего Алика раздражало то, что сама Ирина не делала ничего, что могло вызвать его злобу.
Но еще хуже было то, что Ирина не обращала на его злость никакого внимания, словно Алик был не сыном, то есть, в каком-то смысле, прямым наследником генерал-полковника, заместителя Начальника Генерального штаба, а какой-то никчемной и бессмысленной вещью.
При этом, Алику никогда не приходило в голову задуматься над тем, кем он, собственно, был на самом деле.
На самом деле.