Бешеный волк (сборник)

Удальцов Николай

На боковой лавке, разбросав свои пожитки, примостился представитель «Поляруралзолота».

Золото, такая вещь, что о нем не задают вопросов, и окружено оно таким ореолом богатства и тайны, замешанными на крови, что командир экипажа у руководителя полетов и спрашивать ничего не стал.

Золото, оно и есть – золото.

Только слегка удивляло то, что представитель этот, был мало похож на богатого хранителя тайн, готового проливать кровь направо и налево, а смахивал на обыкновенного бича.

Это вы, товарищ Бабинов? – с сомнением спросил командир.

Зосима Бабинов, я.

– Ну, вали на борт…

Третьим летел лейтенант Игорь Дмитриев.

Несколько дней назад его вызвал командир части и сказал:

– Приказано от каждой охотничьей

организации выделить по одному человеку на отстрел бешеных волков. Не знаю уж, откуда они у нас взялись, да только видно, судьба вам, лейтенант, на охоту ехать.

Приказываю, себя никакому риску не подвергать, и ни с какими бешеными волками не связываться.

И не общаться…

На вертолет налетел очередной шквал.

Люди никогда не бывают готовы к шквалам. Тем более, к ним не бывают готовы вертолеты.

Всех троих пассажиров тошнило.

Морская болезнь в пятистах километрах от моря, это своеобразная расплата людей за наступление научно-технической революции.

Хорошо, что люди привыкают к таким вещам быстро.

Появление второго пилота в грузовом отсеке, было встречено без всяких эмоций, хотя вертолетчик и сопровождал свой выход набором неочевидных выражений, смысл которых был совершенно очевиден.

Во всяком случае, для людей просвещенных.

– Молодой человек, – поднимая побелевшее лицо к летчику, как к святому лику, спросил Давид Яковлевич, – Вам не кажется, что мы падаем в пропасть?

Мы, как и вся страна, давно уже в пропасти.

Но это не страшно.

Пока нам об этом не говорят журналисты.

– Что же нам делать?

Летчик пожал плечами, потом, случайно взглянув на борта вертолета, увешанные табличками по технике безопасности, улыбнулся и проговорил, указывая на одну из них:

– Попробуйте вот это.

На стенке висела одна, чудом не замазанная грязью, надпись:

«Длинномерные грузы носите на одноименных плечах»

После этого второй пилот сказал:

– Вот, что, ребята, лететь на Каратаиху мы не можем. Если хотите, сбросим вас на Ямба-ты. Там избушка, в которой промысловика убили.

Или, летите с нами до самой Андермы…

В этот момент Игорь Дмитриев подумал о смерти Ильи Облинского, и, еще не зная – почему и за что, он вдруг понял, какого именно волка называют бешеным.

Того, которого он много раз видел у избушки московского промысловика…

25

Гусеничный транспортер средний, или попросту ГАЗ-72, отходил от бурсклада воркутинского микрорайона Рудник.

Прямо на север, почти по меридиану, должны были ехать трое.

Вообще-то, Ананьев и Вакула редко возили пассажиров, но в этот раз, редактор газеты «Огни Варга-шора» попросил их взять с собой одного человека:

– Захвати с собой, Юрий Михайлович, столичного художника. Ищет чего-то в тундре.

– А чего ищет-то?

– Бог его знает. Я его тут попросил кое о чем, так, что считай, что это наш собственный корреспондент.

О том, что московский художник ищет еще одного москвича, редактор знал. Но только это. И то, что он знал, вызывало у редактора некоторое подозрение.

Поэтому он добавил:

– Присмотри там за ним. А-то с этими москвичами одни проблемы…

Так Андрей Каверин оказался в вездеходе Ананьева и Вакулы.

Седоков было трое, а мест в теплой кабине всего два, и Юрий Михайлович уступил свое место гостю и полез в кузов.

Вакула сразу поразил Каверина своей крепостью:

– Вездеход водить умеешь?

– Вообще-то… – хотел ответить Андрей, но Вакула перебил его:

– Вот и поведешь. Дорога здесь одна, – после чего завернулся в спальный мешок и приготовился спать.

Передавать вездеход в чужие руки, это конечно нарушение.

Если не задумываться над тем, что ни в какие иные руки, мы ничего никогда не передаем…

– Растрясешь, когда устанешь…

Андрею не пришлось трясти Вакулу. Как только они выбрались в тундру, это сделал сам вездеход.

Сразу за Варга-шором

начался тундровый наст.

Это что-то вроде терки для редиски. Только терки величиной с половину Франции. И режущие края соответствующих размеров.

После того, как вездеход подкинуло раз пять, из спального мешка появилось недовольное лицо Вакулы.

– Где мы?

– Могу дать совершенно точный и абсолютно бессмысленный ответ.

– Говори. Все равно, все ответы бессмысленные.

– Мы в вездеходе…

– Понятно. Значит, ты и есть столичный писатель, – Вакула протянул Каверину руку.

– Я, – рука у Вакулы была сильной. Нормальные люди, какой бы вид деятельности они ни выбирали, всегда запоминают это, – Только я не писатель.

– А кто – ты?

– Теперь, я – собственный корреспондент.

– Если ты газету делаешь, то возьми и расскажи людям, почему у нас все так.

– Как?

– Наперекосяк.

– А почему ты сам об этом не расскажешь?

– Что я понимаю? Я газет не делаю.

– Для того, чтобы что-то понимать, совсем не нужно делать газеты. Достаточно их читать.

– Ты не с комиссией, какой?

– А ты не любишь комиссий?

– Что в них хорошего. Если комиссия глупая, ничего не изменит. А если умная – тем более.

– Нет. Не с комиссией. Я – сам по себе.

– Если сам по себе, то надо дома сидеть.

– Но ты ведь едешь.

– Я за это деньги получаю.

– Я тоже за это деньги получаю.

– Мне платят за то, что я что-то делаю.

– А мне заплатят за то, что я расскажу о том кто, как и что делает.

– А говоришь, не писатель. За что же тебе деньги платят?

– За то, что людям всегда интересно, за что они платят деньги.

– А кто тебе платит? Начальство нефтеразведки?

– Это и мне самому не совсем ясно. Но только деньги нам платят все люди. Даже те, кто не знает, что мы есть на этом свете.

– Так, кто же все-таки тебе платит?

– Те же, кто и тебе.

– Так кто же ты, если не писатель?

– Художник.

– Еще понятней…

С Рудника они ушли около четырех часов. На Варга-шоре были в шесть. На слияние Тарь-ю и Сядь-ю, где собственно и начинается Карата-ю пришли после полуночи. Дальше, километров через двадцать ручей Подымей-вис, еще километров через пятнадцать Сельк-ва и Нямда-ю. А там и Сова-ю. До фактории Каратаиха километров семьдесят остается.

И ни одной приметы, кроме времени и поворотов русла реки.

Каждые десять километров зимой по снегу – час.

За каждым поворотом на восток, поворот ша запад.

В конце концов, все северные реки текут на север, хотя и называются они северными, совсем по другой причине.

Северными они называются потому, что от них все время можно ждать неожиданностей. Как и еще от очень много на Севере.

После ста километров пройденных на вездеходе, человек начинает чувствовать себя самостоятельным.

Правая «нога» ГТС «отставала», и Андрею постоянно приходилось «подрабатывать» левой тягой. В остальном, вездеход вел себя послушно.

Карата-ю, по льду которой проходил зимник, большая река только по заполярным меркам. В Поволжье, она, возможно, была бы безыменным притоком, тем, что оленеводы называю просто «ю».

Увы, и здесь не обходится без неприятностей. Больших или маленьких.

Вернее, именно здесь.

Оттепели и морозы сделали большой подвижку льда. Ледяные поля, скрепленные молодыми перемычками, держали вездеход хорошо по всему руслу, но там, где по течению поднимались галечные гряды, нужно было быть особенно осторожным.

Там поля не большие, и если лед не торосился, перемычки оставались тонкими.

На одну из таких льдин и попал вездеход, когда за рычагами в очередной раз сидел Каверин.

Глыба ушла назад и вправо, ушла под себя, и у борта вспенилась ледяная вода.

На это, Андрей среагировал мгновенно. По уже ускользающему из-под гусениц льду, он успел сдать вездеход назад. Если бы он попытался перескочить полынью, нос машины мог бы удариться о ледяную кромку, и что было бы дальше – неизвестно.