Бешеный волк (сборник)
Шрифт:
И моя радость стала наказанием для меня самой.
Я больше не буду предавать его.
Ведь предателей не любит никто. И ты, в том числе…
– И еще, Андрей, не считай себя несчастным. – Разве я имею право считать себя несчастным, если в жизни мне дарила любовь такая женщина, как ты…
– Мы не должны спрашивать друг друга о том, как у нас дела?
– Да, Ирина.
– Если мы скажем друг другу, что у нас все хорошо – это будет каждому из нас неприятно.
Если скажем, что все плохо – неприятно тоже.
Но самым неприятным стало бы безразличное: «Все нормально…»– Ты научился быть счастливым? – Почти. Во всяком случае, я научился не
О том, что Иван Иванович видит их встречу через тюлевую занавесь, ни Андрей, ни Ирина не знали. Хотя и могли бы это предполагать…
…За день до этой встречи, Иван Иванович говорил жене слова, которые не обдумывал, не подбирал и не взвешивал. Он произносил их так, что было не ясно, говорит он Ирине или себе самому.
Наверное, так говорят на исповеди:
– Я не хочу с тобой расставаться несмотря ни на что.
Знаешь, моя первая жена была очень хорошей женой, но она была женой генерала.
Ты – совсем другое.
Ты – первая женщина в моей жизни.
Впрочем, мои слова ни к чему не обязывают.
Ни тебя.
Ни меня…– Ваня, то, что ты сказал очень важно.
Но я тоже должна сказать тебе очень важное.
Помнишь, три недели назад мы ездили на дачу к Очаковым?
– Помню. И мне показалось, что тебе там было хорошо. Хочешь, поедем к ним снова?
– Больше не нужно…
– Что случилось?
– Я вчера была у врача, а сегодня мне позвонили и сказали, что анализы готовы.
Скоро нас станет трое…
– Милая! Ты делаешь меня счастливым……Несколько дней назад Ирина была у мамы, которой рассказала все о себе и Каверине.
– Что мне теперь делать, мама? Какие слова мне сказать мужу?
– Тебе будет очень трудно, несчастная ты моя. Что бы ты ни сказала теперь Ивану Ивановичу, любые добрые слова отзовутся в нем тем, что он будет думать, что такие же слова ты уже говорила другому.
Тебе будет очень сложно найти слова.
Но когда Иван Иванович внес в комнату поднос с двумя бокалами, нужные слова у Ирины нашлись:
– Мне так хорошо о того, что это делаешь для меня именно ты…30
Каверин стоял у подъезда, когда капитан-порученец, с поспешностью отличающей прирожденных холуев от вынужденных центристов, бросился открывать дверцу машины перед генерал-полковником Фронтовым.
Увидев Андрея, Иван Иванович отстранил двереоткрывателя и остановился.
Несколько секунд оба мужчины молчали, потом Каверин, не глядя на генерала, проговорил:
– У вас новая машина. Теперь «Мерседес», – и Андрей, и генерал не обсуждали, а просто констатировали не очень значительный факт:
– Да. Выходит так.
– Это хорошо. Ведь ваш бывший «ЗиЛ» – это устаревшая модель.
– Раньше мне казалось, что мы с ним оба – устаревшие модели…
– Капитализм, Иван Иванович.
– Какой же это капитализм? Капитализм, это когда им занимаются все, а когда пол страны не умеет себя прокормить – это не капитализм, а собрание оболтусов.
Капитализм, это то, чем занимаются люди с не забитой глупостями головой…– Вы на службу?
– Нет. Мы с Ириной ждем ребенка, так, что нужно подумать о строительстве дачи.
Участок у нас есть. Пора дом ставить.
А-то – все служба.
Москва – хороший город, если можно уехать на дачу…– Строить-то белорусы будут? На Севере теперь все строят белорусы.
– Зачем? Не фарисействуй. У меня ведь все строительные батальоны российской армии под рукой… – они говорили не о главном, но то, что они говорили, щадило их души.
И именно это
– Иван Иванович, вы хотите правду?
– Ее хотят все. Только не многие знают, что с ней делать.
– И что же с ней делать?
– Уважать…Потом генерал Фронтов сел в машину, но в тот момент, когда «Мерседес» уже мог бы тронуться, Иван Иванович услышал:
– Простите меня за то, что я поддался ее силе. И знайте, что я никогда не воспользуюсь ее слабостью.
Муж Ирины не сказал ничего. Лишь, прямо глядя в глаза Андрею, на мгновение коснулся ладонью козырька.– Мне сообщили, что Алик мертв. Это сделал ты? – приоткрыв бронестекло, негромко спросил Иван Иванович.
– Нет, – ответил Каверин.
– А кто?
«Волк», – хотел сказать Андрей, но почему-то произнес:
Судьба…Вечером Ирина позвонила Каверину:
– Ты знаешь, что Плавский умер?
– Знаю. Но я еще не был на его могиле.– Я навещала Эдуарда Михайловича за два дня до смерти. Он просил передать тебе такие слова: «Будь лучше, чем эпоха, которая тебе достается…»
На утро художник Андрей Каверин зашел в церковь. Он долго молчал под распятьем, потом тихо, так, чтобы слышать могли только двое, он и тот, к кому он обращался, прошептал:
Прости, Господи, за то, что я пока не сделал ничего великого.
И спасибо тебе за то, что ты не создал меня человеком, не попытающимся это сделать…Честные люди
Я отослал рукопись этого рассказа издателю, а через несколько дней зашел к нему сам.
– Осуждаешь лицемерие в людях? – спросил издатель. Мне нечего было ответить, и я просто пожал плечами. А потом спросил:
– Напечатаешь?
– Напечатаю. А ты иди. Напиши еще что-нибудь.
– О чем?
– Осуди зимний мороз. Или, еще лучше, осуди землетрясения. Кстати, какой ты хочешь гонорар?
– Это не имеет значения.
– Почему?
– Потому, что для землетрясений не бывает богатых…
Наверное, коллектив имеет право пожертвовать одним человеком ради своего спокойствия.
Только, что-то не хочется быть членом такого коллектива.
Вообще, хорошая вещь – коллектив. Жаль только, что иногда нет ничего неприятней…
Говоря о себе, человек может солгать.
Когда человек говорит о других – он говорить о себе чистую правду…
«ПЕРСОНАЛЬНОЕ ДЕЛО»
Синяя тушь.
Все остальное терялось мелкой порослью блеклых, зеленоватых буковок на необъятном поле ватманского листа: «О моральном облике и поведении в быту инженера отдела сопутствующего оборудования и кондиционерных установок Хаесова И.П. Явка представителей месткома и членов товарищеского суда обязательна. Приглашаются все желающие.»
Впрочем, для «всех желающих» сотрудников проектного института ГИПРОХОЛОД последняя фраза была излишней. Об этом заседании знали заранее, и народу пришло довольно много, даже для заседания товарищеского суда, проходящего в рабочее время.
Так уж выходит, что ученый, красавица и подсудимый легко собирают людей, готовых их покритиковать.