Бесконечность любви, бесконечность печали

Батракова Наталья Николаевна

Где его найти, никто не знал. Или же не хотел делиться инфор­мацией. Пришлось подключить Поляченко, но и он пока молчал. От того, что поиски застопорились, у Вадима росло раздражение на себя, на собственное бессилие. Вчера сорвался на Сифоненко по мелочи - тот опоздал на планерку. Как выяснилось позже, в горо­де сломалась машина, а ему надо было срочно доставить запчасти в одну из поликлиник. Бросил свое авто, поехал общественным транспортом. С заказом успел, а вот на планерку опоздал. Шефу потом пришлось перед ним извиняться...

Остыть бы, успокоиться, так нет - вечером еще поспорил с мате­рью и ушел спать,

громко хлопнув дверью. Ну она, конечно, доду­малась - поставить на участке теплицу. Такой анахронизм вписать в современный ландшафт! Да не нужны ему эти первые огурчики, которыми угостила соседка! И вообще, неужели она не чувствует, что ему не до теплицы?

А утром прямо в эпицентр нервного напряжения угодил зво­нок с незнакомого номера. Занимаясь поисками сына, он теперь реагировал на каждый. К тому же позвонивший мужчина сразу заинтриговал: мол, им необходимо встретиться, так как речь идет о жизни ребенка. Разволновавшись, Вадим даже вскочил с крес­ла, посчитав, что речь идет о сыне. Но здесь незнакомый абонент решил представиться. Услышав имя и фамилию, Ладышев замер: Александр Ильич Евсеев?! Уж лучше бы Вадим не ответил на зво­нок!

Быстро выяснилось и то, какой ребенок имелся в виду, - ребе­нок Кати, которому нужна операция. Но все, что мог, Вадим уже для нее сделал: переслал в Германию копии документов, которые взял у Клюева, связался с Хильдой, перевел на счет возглавляемо­го ею детского фонда необходимую сумму. Насколько ему извест­но, сотрудники фонда обсудили с кардиологическим центром все финансовые и юридические аспекты, а рано утром Хильда выеха­ла в Бад-Эйнхаузен, чтобы лично встретиться с администрацией. Даже отложила по такому случаю поездку во Францию на между­народную конференцию, ибо прекрасно понимала, какую роль в спасении ребенка играет время.

Что еще требовалось от Вадима? Безусловно, если бы это был его ребенок, он изначально вел бы себя иначе. Но ребенок не от него. Потому и решение помочь Кате далось не сразу, всю ночь раздумывал. Расходы в последние месяцы и так зашкаливали: по­купка дома, в который еще предстояло немало вложить, а главное - стройка.

Любую стройку от начала до запуска объекта можно сравнить с мощным пылесосом, который вытягивает финансы. Так что бли­жайшие несколько лет ему самому придется сильно экономить - отказаться от дорогих покупок, возможно, что-то продать. Тот же БМВ. И эксклюзивный Range Rover хорошо бы сменить на мо­дель подешевле, с более экономным расходом топлива. Сейчас ему требуется рабочая лошадка, а не понты. Так что дополнительные непредвиденные расходы на операцию Катиному ребенку не при­вели его в восторг, это точно.

Но дело было не столько в выставленной клиникой круглой сумме, которую Вадим не хотел вешать на Хильду: у нее из без того не хватает спонсоров на свои программы. И даже не в том, что Катя предала, - с этим он как-то смирился: возможно, поступила так не специально, а в силу обстоятельств. Если быть честным, его самолюбие уязвляло другое: почему она сама не обратилась за по­мощью? Куда подевался прощелыга Генрих? С его немецким граж­данством Катина проблема - не проблема: быстро женился, офор­мил супруге вид на жительство, признал ребенка своим. А детям - гражданам Германии все операции делают за счет государства. Выходит, Вессенберг умыл руки, оставив Катю наедине с бедой?

Такого Ладышев мужчинам не прощал и Кате мог только посо­чувствовать. В глубине души он догадывался, почему она, гордая и порядочная, не попросила его о помощи напрямую - стыдно, не­удобно.

А зря! Он не смог бы ей отказать. Потому что... когда-то ее любил. Совсем недавно. Знал, как она хотела ребенка...

Кратковременная горечь воспоминаний сменилась легкой гру­стью, и он принял решение: пусть у нее все будет хорошо, пусть ее малышка выживет и пусть обе будут счастливы. На этом все. Дальше - без него. Ему надо отыскать сына. Решил - и успокоился, стараясь выбросить из головы, заживить норовившую открыться в душе рану.

И вдруг объявился ее отец.

«А он-то для чего звонит?
– раздражаясь, недоумевал Вадим.
– И почему ей постоянно нужны посредники? Сначала Саня с женой, теперь вот отец? Разве Ольга ей не передала, что почти все реше­но? Но даже если так - неужели сложно набрать мой номер?»

Раздражение мгновенно переросло в неконтролируемый гнев - и Вадима понесло... В минутный спич он вложил все: и то, что не имеет отношения к ребенку, и то, что не может помогать всем своим бывшим женщинам - оплачивать их родным операции, от­правлять в санатории, лечить детей... На самом пике словесного излияния связь оборвалась. Или Евсеев, не выдержав, выключил телефон.

Повторного звонка не последовало, и весь нерастраченный гнев достался Зине, которая позволила себе отреагировать на раз­говор на повышенных тонах в кабинете у шефа и решила туда за­глянуть. Ну и получила по первое число только за то, что открыла дверь без стука...

Разрядившись по полной, очень скоро Ладышев покинул каби­нет и помчался в Колядичи на встречу со строителями. Ехал и со­жалел, что так повел себя и с больным человеком, и с секретаршей.

Александр Ильич - всего лишь отец, и понять его мотив неслож­но: единственная дочь, единственная внучка. Все, что он хочет, - это им помочь. И готов ухватиться за любую соломинку. В том, что Вадим с Катей расстались, его вины нет, пусть даже когда-то он и не горел желанием познакомиться с Ладышевым.

«И дернуло меня за язык вспомнить об операции!
– Вадима грызла совесть.
– К тому же санаторий ему и так положен. И об опе­рации меня никто не просил: все делал сам, по своей инициативе. А теперь упрекнул. Низко, непростительно!»

С Зиной и того хуже: сидела заплаканная, когда уходил. Даже по­сле того, как Ладышев извинился, не могла успокоиться. А ведь она кроме того, что женщина, еще и доверенное лицо во всех смыслах. Пусть чрезмерно заботлива, но преданна компании и лично шефу.

Так что чувствовал себя Вадим прескверно.

«Дождусь ответа от Хильды и сам Евсееву перезвоню, - попы­тался он успокоить совесть.
– Извинюсь. Сообщу хорошие новости: уверен, что вопрос решится положительно, если уже не решен, - вздохнул он.
– А Зине цветы куплю. Может, хоть что-то зачтется...»

Катя насколько могла быстро передвигалась по дому - приняла душ, выбрала самый симпатичный, на ее взгляд, наряд для бере­менных, уложила волосы, присев перед зеркалом, приступила к макияжу и вдруг поймала себя на мысли: делает это впервые за последние месяцы. Да она уже и забыла, когда в последний раз на­кладывала тени, красила ресницы - концентрировалась только на своем положении, на удобстве, на том, не может ли повредить ребенку в утробе то или иное средство либо действие. Крем для рук и лица тоже подбирала, предварительно изучив состав: ника­ких отдушек и искусственных компонентов! То, насколько при­влекательно она выглядит для окружающих, ее совершенно не волновало.