Бесконечность любви, бесконечность печали

Батракова Наталья Николаевна

И вот пожалуйста: тушь для ресниц, блеск для губ... Для чего?

«Или для кого?» - поправила она себя.

Осознание того, что хочется предстать перед Вадимом во всей возможной в ее состоянии красе, оказалось неожиданным. На­столько, что предательски дрогнувшая рука позволила кисточке коснуться кожи. Еще и моргнула: жирное черное пятно на верхнем веке тут же отметилось кляксой на нижнем.

«Совсем квалификацию потеряла, - усмехнулась Катя и, вплот­ную приблизившись к отражению, попыталась убрать тушь ват­ной палочкой.
– Линзы забыла надеть!
– вспомнила с досадой. В последнее время она предпочитала очки.
–

Он говорил, что мне идут очки. Ладно, пусть без линз... А вдруг зря стараюсь? Вдруг уе­хал, не ответит на звонок или откажется встретиться?
– роились в голове пугающие мысли.
– Значит, поеду в офис - Зина не выго­нит. Или к нему домой - других вариантов нет. Усмирю гордыню, буду просить, умолять. Заодно поблагодарю, что помог отцу с опе­рацией. Все-таки Вадим - не Проскурин или Колесников. Добрее, порядочнее... В чем-то...
– поправила она себя.
– Четыре месяца как расстались, а кажется, полжизни прошло... Летит время - год назад я вообще была замужней дамой... Так, хватит ностальгиро­вать, пора звонить».

Нацепив очки, Катя отыскала в телефоне номер Вадима, вздох­нула, собралась с духом... В этот момент в дверь постучали и, не дожидаясь ответа, в комнату вошел отец.

–  Если ты звонишь Ладышеву, то не надо, - с ходу предостерег он.
– Я уже звонил...
– ответил он на вопросительный взгляд доче­ри.
– Нам он не поможет.

Катя продолжала смотреть на отца. Словно не верила или не хо­тела верить.

–  Как звонил? Откуда у тебя его номер?
– спросила наконец.

–  Неважно, - попытался уйти от ответа Александр Ильич, но все-таки признался.
– Зимой в больнице случайно узнал, кто за меня хлопотал. Хотел поблагодарить при случае, - Александр Ильич понурил голову.
– А сегодня он меня попрекнул той опера­цией. Так что... Забудь о нем, дочка.

Катя опустила руку с телефоном, сняла очки. Вспыхнувшая было надежда погасла. Последний шанс оказался бесплодной ил­люзией, как и все, что связывало ее с Вадимом.

Больше вариантов нет: ее девочке и ей самой суждено умереть.

«...Вот и все. Так и завершится миг, которому не суждено стать бесконечностью... Но ведь так не должно быть! Стоит Вадиму уз­нать, что это его ребенок, он все сделает, чтобы наш миг продлил­ся! Сейчас скажу ему!..» - как утопающий за соломинку, ухватилась она за эту мысль, нацепила очки, всмотрелась в дисплей телефо­на...

– Доча, не унижайся!
– повысил голос отец.
– Я пытался сказать, но понял, что ему не нужен ребенок. Не звони, родная, пожалуй­ста...
– Александр Ильич подошел, обнял дочь.
– Это только наша боль и наша беда. Переживем... Будут у тебя еще дети, а у нас вну­ки... Давай собираться в больницу.

Положив на столик уже ненужный телефон, Катя прижалась щекой к отцовской руке и беззвучно заплакала. Слезы медленно текли по лицу, но она их не чувствовала. Вообще ничего не чув­ствовала.

«Меня - нет... Я - почти умерла... Не смущает пусть розовость тела... Догорает бедняга душа - вся обуглилась и почернела...» - прошептала она как приговор...

...Генрихто впадал в прострацию и дремал на диванчике у каби­нета директора Центра болезней сердца города Бад-Эйнхаузена, то вскакивал, метался по длинному коридору. Сказывались бес­сонная ночь и дорога: получив письмо от Кати, ни свет ни заря вы­ехал из Гамбурга, к обеду прибыл сюда, разыскал клинику, потря­сая распечатками файлов, довольно путано пытался объяснить администрации, чего хочет. В итоге его попросили подождать в коридоре, пока освободится руководство.

Нетерпеливо посматривая на часы, Генрих обдумывал предсто­ящий разговор, составляя фразы, способные, по его мнению, убе­дить директора пересмотреть условия и сроки оплаты операции. Что

делать дальше, он уже знал. План родился за время пути, так как, выезжая из дому, он понятия не имел, чем может помочь Кате. Откликнулся на эмоциях, пообещал решить вопрос, но вник в де­тали только в дороге.

Суммы даже на первую операцию у него самого и в помине не было.

Не обремененный семьей и планами на будущее, Генрих жил в свое удовольствие, ни в чем себе не отказывая: съемная квар­тира-студия в центре Гамбурга, кредит на новый БМВ, поездки, путешествия, подарки родственникам. Словом, сколько получал, столько и тратил. Как и большинство современных молодых лю­дей, он не зацикливался на накоплениях. Имел, конечно, счета в банках, куда ему исправно перечисляли гонорары за публикации, были и небольшие сбережения. И все.

О том, как функционирует медицина в Германии, он по большо­му счету никогда не задумывался. Помнил времена, когда семья переехала в Германию и жила на пособие, но тогда у них был ста­тус переселенцев, что решало и медицинские вопросы. К тому же почти сразу отец вышел на работу, мать тоже быстро трудоустро­илась, он и сестра, подтянув немецкий, поступили в университеты и учились бесплатно.

Гражданство, работа в известном журнале позволяли не думать о многих проблемах. Пресловутая социальная защищенность, ко­торой немцы гордятся, рядовым налогоплательщиком восприни­мается как само собой разумеющееся. В том числе и медицина. К тому же на здоровье Генрих не жаловался, Бог миловал. Ну, были синяки и ссадины, однажды сломал руку, но быстро восстановил­ся и снова надолго забыл о докторах. Потому финансовая сторона этой темы его несколько удивила. А что делать тому, у кого нет ни­какого статуса, если он мигрант да еще безработный? Для таких медицинская помощь стоит безумно дорого!

И выход для Кати просматривался только один: получить ка­кой-то статус. Собственно, путь его получения в короткие сроки тоже единственный - выйти замуж за гражданина Германии. Если муж признает ребенка своим, а заботу о здоровье детей своих граждан государство гарантирует, то все операции и лечение про­ведут бесплатно. И Генрих готов предоставить Кате такой статус. Главное, чтобы ей быстро открыли визу и она смогла поскорее сюда приехать. Но из-за ее беременности с этим в Минске могли возникнуть проблемы. Пришлось бы лететь туда самому, оформ­лять брак, переводить документы и т.д.
– уйма времени, которого нет. А официальное приглашение клиники немедленно решит все вопросы.

Рабочий день подходил к концу, но директор центра был все еще занят. Долгое ожидание, с одной стороны, тяготило, с другой - позволило Генриху остыть и осмыслить последствия этого очень серьезного шага для себя. За желание помочь Кате во что бы то ни стало придется заплатить высокую цену - жениться на женщине, которая его не любит, да еще признать чужого ребенка своим. А ведь, возвратившись зимой из Минска, он твердо решил, что ни­когда не простит Катю. И больше никогда никого не полюбит, со­ответственно, не женится. Так готов ли он сейчас снова изменить своим убеждениям?

Долгие годы у него даже мыслей не возникало сменить статус холостяка. Зачем? И так все устраивает, а единственная девушка, воспоминания о которой периодически его волновали, живет да­леко, давно замужем и вполне довольна семейной жизнью. Так что куда больше Генриха интересовала работа, в которую он погрузил­ся с головой. Но при этом он не отказался и от роли «задушевной подружки», которую ему по неосторожности предложила сама Катя, поделившись больной темой - отсутствием детей. К тому же нет-нет, да и вспоминал он о ней, переживал, радовался успехам. А к письмам вообще привык. И если вдруг по возвращении из ко­мандировки не находил в почтовом ящике от нее весточки, по-на­стоящему нервничал.