Беспокойные боги

Руоккио Кристофер

Ласкарис обогнул стол, но я поднял руку, чтобы остановить его продвижение. "Не спустишься ли на поверхность, Фридрих? Тебе следует увидеть пантеон своими глазами".

Глаза мужчины расширились, и он покачал лысеющей головой. "Не сейчас. Когда Валерьев расчистит путь, возможно..."

Я чувствовал ужас в этом человеке. Он не хотел приближаться к костям Наблюдателя ближе, чем на сотню миль, теперь, когда он был уверен, что они там. Но я не стал его звать. "Мы должны развернуть NЕМ сейчас", -

сказал я. "Мы теряем время на эти раскопки. Заложим бомбу в пантеон и покончим с этим".

"Нет!" возразил Ласкарис на удивление резким голосом.

Я повернулся и посмотрел на него. "Почему нет?"

"Уничтожить город?" спросил Оберлин. "Ты удивляешь меня, Марло".

"Ничто в городе не имеет значения, если чудовище живо", - сказал я.

"Ты не хуже меня знаешь, - ответил Оберлин, - что Исполин не живет в костях. Нельзя уничтожить бабочку, разрушив кокон".

"Только гусеницу", - продолжил я кислым тоном. "Но оно было там, Фридрих! Оно было там! Оно убило Александра из Альбы. Я бы поставил на это свою жизнь".

Старик закашлялся, промокнул рот платком. "Возможно, тебе придется это сделать, старина, - сказал он наконец, отплевываясь. "Возможно, придется".

"Только ты не будешь ставить на кон свою", - воскликнул я. " Ты останешься здесь".

Директор ударил себя в грудь и посмотрел на Ласкариса в поисках поддержки. "Что вы хотите от меня, лорд Марло?" - спросил он.

Я стиснул зубы. "Ничего", - ответил я наконец.

Эдуард положил руку мне на плечо. "Нам пора идти", - сказал он.

"Убери от меня руки, А2", - жестко высказал я. Оберлину я сказал: "Тогда я вернусь на крючок, рыбак. Всего хорошего".

Я повернулся, чтобы уйти.

Слова Оберлина последовали за мной, и в них была фальшивая и хрупкая теплота. "Доброго дня, лорд Марло".

* * *

"Вы ненавидите нас, не так ли?" спросил Альбе, заняв место напротив меня в салоне шаттла.

"Оберлин - трус", - ответил я. "Несмотря на все его разговоры о том, что он не хочет терять других людей, он скорее рискнет каждым из нас, чем собой".

Альбе коротко кивнул, затем откинулся на серые подушки подголовника. "Постарайтесь не думать о нем слишком плохо", - сказал он и снял очки, чтобы лучше видеть меня. "Он не солдат. Он стар и очень болен".

"Он спас мне жизнь, когда мы были моложе", - сказал я и выглянул в окно слева от себя. "Тогда он не был таким трусливым".

Агент АПСИДЫ просиял. "Он рассказывал мне эту историю! Капелла подкупила одного из ваших лейтенантов".

"Они заставили ее подложить в мою каюту нож-ракету", - сказал я. "Это чуть не убило мою жену".

"Валку Ондерру?" Темные брови Альбе нахмурились. "Простите, я не знал, что вы женаты".

"Для нас это было равносильно", - пояснил

я, отметив, что мой голос стал резче.

"Простите меня", - повторил Альбе. "Я не хотел обидеть".

Я посмотрел на него и почувствовал, как мой взгляд становится жестким. "Что ты имел в виду?"

Младший летный офицер появилась в дверях переднего отсека и отдала честь. "Мы готовы к взлету, сэр".

Эдуард ответил ей прежде, чем я. "Очень хорошо, лейтенант. Спасибо."

Это было еще одним напоминанием о том, что я не командую.

Когда она ушла, у меня вырвался тихий смешок, и я поднял покрытую шрамами руку, чтобы помассировать подбородок.

"Что такое?" спросил Альбе.

"Я потратил большую часть своей жизни, пытаясь сбежать из стен, которые император построил, чтобы запереть меня", - сказал я, держа руки параллельно друг другу, как будто сжимал коробку. На слове "запереть" я потряс ими. "Я думал, что мне это удалось. Но даже на Джадде он держал меня на поводке, и вот я здесь".

Черноволосый молодой агент наклонил голову. "Мы все к чему-то привязаны, милорд".

"Я не твой лорд, сирра", - язвительно ответил я.

"Простите, Ваша светлость", - сказал Альбе, возвращаясь к менее привычному титулу. "Моя семья долгое время служила вашей. Инстинкт… глубок".

Снаружи трюм начал удаляться, черная обшивка и привязанные ящики. Мы миновали завесу статического поля, и тут же под нами возникла Сабрата - слепой глаз бога, испещренный белыми и коричневыми пятнами, в которых то тут, то там виднелась соленая синева уцелевших морей.

"Я вырос в Обители Дьявола, знаете ли, - сказал Эдуард. "Моя семья жила в Колокольне. Отец был ликтором лорда Криспина, а до него дед. Мы часто навещали его - то есть моего деда - в горах".

"Ты с гор?" спросил я. Внезапно лингвистические особенности этого человека встали на свои места. "Ты адоратор!"

"Да, католик".

"Теперь допускают музейных католиков на императорскую службу?" спросил я. Давняя традиция запрещала поклонникам Сида Артура, ортодоксальным индуистам и буддистам, даже джаддианским зороастрийцам поступать на службу в Легионы и особенно на государственную службу.

Эдуард улыбнулся, возвращая очки на место. "Нет. Но лорд Криспин поручился за меня, и я получил рекомендательное письмо от вице-королевы Кефалос для поступления в Академию Маунтбаттена на Авалоне. Запрет может быть отменен в исключительных обстоятельствах, и Трон… всегда хорошо относился к Церкви. Именно для нас в первую очередь была создана защита, предоставленная культам адораторов".

"Почему?" спросил я, искренне удивленный.

"Вы не знаете эту историю?" спросил Эдуард. "Я думал, вы знаете все. Такова ваша репутация".