Беспокойные боги

Руоккио Кристофер

Мой... раб. Я снова не двинулся с места. Не мог.

Мне не нужны были рабы, и я не доверял существу, стоявшему передо мной на коленях. Я усвоил свой урок на борту "Демиурга", повторил его сотни раз. На Тагуре, в Аптукке, на Беренике и Сенуэссе, а больше всего на Дхаран-Туне. Сьельсины не были людьми и никогда ими не станут. Они были демонами - если не хуже. Между нами не могло быть мира. Ни дружбы, ни перемирия. У нашей войны было только два конца: наше вымирание или их.

И все же...

У нас не было времени, у меня

не было людей, и я не мог уделить время раненым в руинах, людям Валерьева и Гастона.

"Belutoyu", - сказал я наконец. "Я не знаю, смогу ли я убить его. Но мы убили одного раньше. Мой народ убил одного раньше. У нас есть оружие, которое, как говорят, может убить… вашего бога. Я собираюсь использовать его".

Рамантану не поднимал глаз. "Я использую его", - сказал он. "Я буду сражаться за тебя. За твоего бога, если он действительно более велик… если ты действительно более велик".

Внезапно мой язык словно распух во рту. Разве я не мечтал об этом моменте - о чем-то подобном этому моменту - с тех пор, как был мальчиком на Эмеше? На мгновение мне показалось, что это Уванари, а не Рамантану, опустился передо мной на колени, предлагая некий мир. Но это все равно был сьельсин, а сьельсины отняли у меня все.

Почти все.

Милосердие или пощада, - взывал капитан, требуя помилования или скорой смерти. Дактару или ндакту.

Милосердие или Справедливость, мог бы сказать он, если бы был человеком.

Мне предстояло сделать выбор: убить это существо или принять его капитуляцию. Я жаждал убить его. Это был сьельсин, а сьельсины - мои враги, почти всю жизнь были моими врагами. И все же, если бы я сделал это, то поразил бы зверя, который сдался мне. Будь Рамантану человеком, такой поступок был бы убийством. Возможно, это все еще было бы убийством. Если бы я убил капитана тогда, я был бы всем, что они говорили, всем, что они говорят обо мне сейчас. Демоном в Белом. Убийцей Бледных. Пожирателем Солнца.

Мой меч был у меня в руке. Меч Гибсона. Я подумал о пленниках, взятых с "Реи", о бедной женщине, которую это существо приговорило к смерти из спортивного интереса.

Справедливость. Меч был бы правосудием.

И все же. . .

"Junne!" сказал я, движимый какой-то частью себя, тихой и подсознательной. Я сделал свой выбор. "Junne!"

Вниз.

Слово "мир" на сьельсинском означало подчинение, и Рамантану подчинился, покорился единственному аэте, оставшемуся на всем этом свете.

Мне.

Подняв одну ногу, я надавил каблуком на рогатую голову капитана, как когда-то давно на Эуэ Дораяика сделал это с Иамндаиной.

"Tuka okarin’ta ba-kousun", - сказал я, принимая капитана за своего.

ГЛАВА 26

ВЫСОКОМЕРИЕ

Девять

сьельсинских скахари следовали за мной из Фанамхары, защищенные щитами, с мечами в руках. Я смотрел на каждого из них с ужасом и подозрением, но ни один не поднял на меня руку.

"Мне это не нравится", - прошептала Кассандра. "Думаешь, мы можем им доверять?"

"А какой у нас выбор?" спросил я, подгоняя Кассандру впереди себя, наблюдая, как подчиненные Рамантану пробегают мимо, на полусогнутых длинных ногах, тела ссутулились.

Моя дочь оглянулась на меня и прошептала: "Связь".

"Пожалуйста, попробуй", - сказал я. Я и сам пытался, дюжину раз с тех пор, как мы покинули руины. Пытался связаться с Нимой, или Гастоном, или Анназом и его людьми.

Время от времени ночь - которая, должно быть, к тому времени уже подходила к концу, хотя горизонт все еще был погружен во тьму - разрывалась вспышками выстрелов. Очевидно, что не все наши люди были еще мертвы. Но где же был Гастон? Пал ли он? Или его просто изгнали с поля боя?

"Sim saryr!" - сказал Рамантану. Недалеко.

Один из сьельсинов поднял когтистую руку, и капитан и все остальные замерли. Рядом со мной Рамантану принюхался.

"Sim unassa", - сказал он. Не одни.

Вокруг нас тлели руины лагеря. Разрушенные сборные капсулы-здания из металла и поликарбона не горели, за исключением тех мест, где их пробил взрыв инопланетной артиллерии. Остов одного посадочного модуля сьельсинов возвышался над всем этим, его башня покосилась в том месте, где разбила и наполовину перевернула трапезную капсулу. На влажном от крови песке лежали тела - человеческие и нечеловеческие.

В поле зрения появилось бледное лицо. Сьельсин вытер рот тыльной стороной руки, высунув черный язык, счищая запекшуюся кровь со своей плоти. Другой рукой он сжимал что-то длинное и окровавленное.

Женскую ногу.

"Рамантану!" -произнесло оно на своем родном языке, подняв руку. "Здесь пир! Мы поймали юкаджимн в белой коробке. Их десятки! Многие более мягкие. Я думаю, иетумна. Их хорошо есть". Только тогда он заметил нас с Кассандрой. "А это что? Свежее мясо? Или ты ждешь ребенка?"

Капитан оскалил зубы. "Музугара мертв, Шишакури", - сказал он. “Возвращайся на свой корабль. Возвращайся в наш дом".

Сьельсин по имени Шишакури наклонил голову. "Вематар?" - спросил он. "Мертв, говоришь? А что с богом?" Оно подняло оторванную конечность, которая была его пиршеством, и перекинуло ее, капающую кровью, через плечо, так что сгиб колена уперся в наплечник. "Я видел его! Я видел молнию! Глаза! Великан! Он благоволил нам!"

"Это был бог, который убил Музугару!" - сказал капитан Рамантану. "Он убил колдунов. Он не благоволил к нам".