Бесы Черного Городища
Шрифт:
Еще с утра Иван отправил двух младших агентов, и они тщательно осмотрели и проверили окрестности Рыжего озера.
Через три часа они возвратились, искусанные комарами, промокшие, с головы до ног перепачканные в озерной тине, потому что Вавилов приказал первым делом обследовать прибрежные заросли камышей и тальника. После обеда он съездил туда на пару с Алексеем, и оба сыщика лично убедились, что Черный Ворон весьма умело и удачно выбрал место для встречи с купцом.
Это была обширная поляна, посреди которой торчал полусгнивший пень, и он оказался единственным укрытием, из-за которого можно тайно подобраться к жулику и схватить его за Руку. Ни подъезда тебе, ни лавки, ни захудалой подворотни, ничего из того, что сгодилось бы для засады. В городе,
Но Иван придумал рассадить агентов, словно галок на гнезда, на растущие вокруг поляны тополя. Их было немного, всего три, как раз по количеству задействованных людей. Но большего и не требовалось. Полицейские ожидали, что Ворон прибудет один, пешком или на лошади, не суть важно. Чтобы выманить у купца тысячу рублей, не нужно приводить за собой шайку. И так отдаст, если сильно напугать.
Тополя были старые и ветвистые, с густыми уже кронами, в которых могла бы затаиться добрая дюжина агентов. Но кто бы им позволил задействовать дюжину сыщиков? Тартищев сам привык обходиться малыми силами и всегда с подозрением относился к тем агентам, которые просили себе кого-то в подмогу. В уголовном сыске не принято просить, здесь принято действовать — самостоятельно, инициативно и не слишком при этом докучать начальству просьбами.
Тем не менее операцию готовили с большими предосторожностями. Три младших, но крепких агента, ходивших под началом Вавилова, свили себе гнезда часа за два до назначенного злоумышленником времени, а два старших, Алексей и Иван, засели в тальниках. Здесь их нещадно кусали комары, но, верно, это было самым справедливым наказанием за насмешки над Корнеевым. Тот сломал себе руку в тщетных попытках наставить на путь истинный рыночных карманников и по этой причине в засаде, как временный инвалид, не участвовал.
Сегодня Иван и Алексей весь день занимались мельником.
Тот, казалось, совсем свихнулся, когда ему предъявили обвинение в убийстве неизвестной женщины и ее ребенка. Во время допросов трясся как овечий хвост, так и не сумел объяснить что-нибудь вразумительно. И сыщики во главе с Тартищевым постепенно склонялись к мысли, что Петухов и впрямь ничего не знает или крайне запуган своим работником.
Правда, внешние данные Ивана Матвеева не подходили ни под один облик, запечатленный на фотографиях стола регистрации местных преступных знаменитостей. И все-таки сыщики обратились в стол приводов к Колупаеву, в картотеке которого хранились данные не на одно поколение жуликов, когда-либо промышлявших в губернии.
Но Колупаев тоже не нашел в своих закромах ни одного субъекта, похожего на Ивана Матвеева. И даже развел руками, что случалось с ним крайне редко, не взыщите, мол, господа хорошие, но жуликов с подобными именем, отчеством и фамилией в регистрации не значится.
С утра вестовой разнес по редакциям газет составленное Алексеем объявление, которое гласило: В мельничной запруде близ села Залетаево Североеланской губернии обнаружено тело молодой женщины, предположительно недавно родившей, возраста примерно 20 — 25 лет, высокого роста, с темными волосами. Одета была в шерстяное платье коричневого цвета с белым воротником и манжетами, песочного цвета тальму, шляпку того же цвета, украшенную букетиком цветов. На ногах — шелковые чулки и ботинки с высокой шнуровкой, на каблуке. Всех знавших эту женщину или слышавших об ее исчезновении просим срочно сообщить в полицию за щедрое вознаграждение.
Но результаты следовало ожидать лишь завтра, потому что объявление должно было появиться только в вечерних газетах, а местный обыватель вряд ли осмелится тащиться на ночь глядя в полицейское управление. Зная об этой склонности свидетелей, Алексей добавил строчку про щедрое вознаграждение, и Тартищев, кряхтя, согласился выделить червонец, а то и два, в зависимости от ценности полученных сведений, из того резерва, который имелся
Чего скрывать, у самого Алексея тоже имелось с десяток, если не больше, надежных людей, которые в ответ на щедрую и часто полезную информацию довольствовались коробкой конфет, билетами на театральную премьеру или флаконом французских духов. Например, барышня на почтамте, заведовавшая сортировкой разного рода письменной корреспонденции, или делопроизводитель в банке, прыщавый, с томным взором молодой человек, любитель хорошего арабского кофе, или приказчик одной из компаний, которому Алексей помог устроиться на более доходное место. Были среди них и хорошо известный в городе исполнитель цыганских романсов, и вращающийся в театральном мире сочинитель пошлых водевилей, и два метрдотеля из ресторанов, наблюдавшие за кутящей публикой, и агент из бюро похоронных процессий, и служащие из Казенной палаты, и те, кто рангом помельче: букмекеры на ипподроме и маклеры в бильярдных, извозчики и дворники, горничные и кухарки, лакеи в трактирах и акушерки…
Иван, правда, называл их привычно «осведомителями» или «стукачами», считая, что работавшая на него шатия-братия более приличных слов не заслуживает. У того и другого сыщика повсюду были свои люди, имелись свои секреты и свои методы работы с этими людьми, о чем Иван и Алексей старалась не откровенничать даже друг с другом… Как говорится, дружба дружбой, а служба службой.
Были добровольные помощники, то есть осведомители постоянные, и штучники, которые работали от случая к случаю.
Каждый из сыщиков, даже последний из младших агентов, понимал: без этой публики невозможно узнать о событиях, происходящих в уголовной среде: какие преступления готовятся, что за новая банда объявилась, где пинтеры [6] крупный банк сорвали, и не у Сивой ли Райки в борделе снова опоили клиентов пивом, настоянным на табаке?
6
Картежники (жарг.).
И все, кто знал в этом деле толк, явно и тайно признавали, что в североеланском уголовном сыске нет большего виртуоза по работе с подсобным элементом, чем его начальник. Именно при Тартищеве стала развиваться в уголовной полиции (ненамного позже, чем в обеих столицах) служба негласного наблюдения, больше известная как филерская, особое внимание уделялось агентурной работе, изучению преступного мира, его законов, жаргона, традиций и связей. Федор Михайлович сам частенько переодевался мастеровым, а то и босяком, духовным лицом или купцом, и посещал постоялые дворы, притоны, трактиры, кабаки и вертепы, где околачивалась голь перекатная, бродяги и беглые с каторги. Сбору информации он всегда придавал первостепенное значение, потому как понимал: знание того, что происходит в уголовном мире, дает возможность предотвратить многие преступления, разобщить, стравить бандитов, опорочить вожаков и атаманов разнообразных шаек и банд, а порой и расправиться с ними чужими руками, то есть руками самих жуликов.
Если прибавить к тому, что при уголовном сыске имелись собственный парикмахер, гример и обширнейший гардероб всевозможнейшего форменного, штатского и дамского платья, то можно представить, с какой серьезностью относился Тартищев к розыскной работе и сколь много требовал от своих сотрудников. Но справедливости ради следует заметить, что к себе самому Федор Михайлович относился с неменьшей строгостью. И поблажек себе тоже не делал. И сейчас, после женитьбы на Анастасии Васильевне и рождения сына Сережи, которому пошел уже второй год, он испытывал немалые трудности, чтобы сохранить мир и спокойствие в своем разросшемся семействе…