Без права на ошибку. Том 3
Шрифт:
«Ты у меня и так самая красивая», — сказал я, пытаясь забрать обратно отнятый у нас совместный день.
«Вот именно, Шершнев! Я у тебя „И ТАК самая красивая“. А должна быть просто „самая красивая“. Разницу чувствуешь, питекантроп? Мы с Лазаревым несмотря ни на что должны вызывать зависть и ядоотделение у стервозного бомонда. Миссия у нас. Мы несем красоту в мир. А вот это пугало в зеркале годится только ворон пугать. Еще на фоне прыщавого пиздеца ты себе какую-нибудь молодую и красивую найдешь, они вон толпами кружат,
Пришлось отпустить.
За клятвенное обещание страстным шепотом устроить завтра дополнительный выходной с планом не покидать дом. Немного уединения. В компании сериальчика, вкусной еды и горлового минета.
И смешно. И не очень. Щемит под ребрами не переставая. Будто тонкое лезвие то и дело касается растянутых напряженных мышц,
Блядь. Не понимаю, как мог спать с кем-то другим. Я же после нее в монахи заделаюсь.
Хотя и для этого нужно понять, как без нее спать. Есть. Дышать. Открывать каждый день глаза и не видеть ее рядом.
На первое время надо придумать, как отправить ее подальше. На острова куда-нибудь. Еще лучше без связи. Иначе просто сорвусь в первый же день.
«Не смогу без нее. Сдохну», — скулит запертый за толстый барьер зверь, положив огромную голову на перебитые о неприступную стену лапами. А у его ног, свернувшись кольцами, на меня с упреком косится чешуйчатый шнурок.
Не лезет. Делает вид, что толстый барьер мешает ему выползти. Но я знаю, что стоит ослабить контроль, тварь выберется и замет излюбленное место у меня на шее.
«Давай нахер все, а?» — шипит, высунув двойной язык. А я замечаю в изумрудных глазах страх.
«Нет, мне то что? Мне ничего. Зверюшку жалко. Прикипел к нему», — активно отмахивается хвостом.
И мне жалко.
Со стоном поддаюсь шипящей твари и тянусь к телефону. Смахиваю несколько пропущенных от Сергея и Кати. Потом перезвоню, а то забуду.
В ворохе заметок нахожу нужную ветку. Ставлю галочку на следующий прием рассказать о размышлениях Валентину Борисовичу. В конце концов, сейчас я на препаратах, где-то, может, не соображаю. Он врач. Вот пусть или вылечит меня уже, или скажет, что делать. Они же в этом разбираются?
«Ты точно знаешь, кто разбирается», — вздыхает измученный голос разума, но я отмахиваюсь. Еще не хватает мне советов уебка, изуродавшего жизнь своим близким.
Отчаянная трель звонка сбивает с мысли.
— Да, блядь. Маруся, кто пришел?
— Екатерина Воробьева, — отвечает умная станция по системе распознавания лиц.
— Открой, — зеваю, и, закатив глаза, поднимаюсь с места и лениво иду ко входу.
— Дверь открыта, — раздается механический голос уведомляя о том, что Катя зашла на территорию.
Что забыла жена Сереги? Только почему-то ускоряю шаг, когда отчаянный барабанный стук сотрясает тяжелую железную дверь. Сердце колошматит о ребра, едва сталкиваюсь взглядом с переполненными тревогой карими
Катя, обняв себя руками, стоит и трясется на пороге, как перепуганная мышь. Длинные волосы облепили взмокшее раскрасневшееся лицо, а обтянутая рубашкой грудь тяжело вздымается от частых хриплых вздохов.
— Что случилось? — хмурюсь, пытаясь разобрать что-либо из тяжелой тревоги, исходящей от испуганной девушки.
— Там Женя, — она заикается и кашляет, растирая горло. — Олег Константинович, он…
Машет в сторону Лазаревского дома. Едва может говорить, вибрирует, словно попала под проливной дождь, хотя на улице жара. А у нее зуб на зуб не попадает.
И у меня тоже. Волосы на затылке встают дыбом.
— Кать, быстрее. Что с Женей? — хватаю девчонку за плечи и встряхиваю. — Ну?!
— Опять, — квакает, распахнув огромные стремительно наполняются влагой глаза. — Ему плохо. Ани нет. Мы у них были, а ему что-то написали. И все… Сережа сказал бежать к вам, а сам с ним остался…
Оставшиеся слова тонут в прорвавшемся потоке слез. Катя едва держится на ногах, и я с трудом подавляю желание закинуть девушку в дом и унестись вперед туда, куда рвутся через барьеры все сущности в моей голове.
Потому что это Женя. И случился пиздец. Снова.
— Маруся, дай права администратора Екатерине Воробьевой, — под яростный стук пульса в голове пихаю ошарашенную девушку в дом. — Держи телефон, он тебя распознает. Найти контакт Валентина Борисовича и дозвонись до него. Скажешь, что я попросил приехать. Он поймет. Сиди здесь и жди Лену. Будет звонить — ответишь и расскажешь. Если что-то нужно, бери или спроси у Маруси. Хорошо?
— Да, — кивает и судорожно всхлипывает, размазывая слезы. — Помогите ему, пожалуйста.
Мне бы кто помог.
Но я не слышу собственной ярости за гулом ветра в ушах. В тапочках и домашних штанах я лечу со скоростью света туда, где стоит припаркованная машина Сергея. Срал я, какие новости завтра будут транслировать СМИ. Плевать, какие сплетни переберут стервозные твари, заполонившие когда-то тихий и уютный поселок.
Потому что Женя моя семья. Больше, чем лучший друг. И как бы я не сопротивлялся правде, он значит для меня слишком много.
Я не позволю еще одному Лазареву свалиться в темноту.
Глава 46
Олег
Глава 46. Олег
— Как он?
Манная каша стремительно набухает. И в кастрюле. И в моей голове. Потому что нет другого объяснения, какого хрена я поднял трубку на звонок старого козла.
Естественно, за несколько дней он выяснил, что произошло с его любимым сыночком. Николай Игоревич сдал, уверен. Ибо Леве я позвонил в первую же ночь, когда дежурил у кровати спящего под конской дозой транквилизатора Жени.