Без права на покой (сборник рассказов о милиции)

Кондратов Эдуард Михайлович

Оставив Фимку в комнате, Бардышев пошел к Жукову посоветоваться.

Фимка окончательно уверовался: дело нечистое! В новом свете обрисовались просьбы Чабана, сбор билетов Томкой в поезде, шикарный стол в кафе «Чайка». Тоска охватила Фимку: и на волю толком не посмотрел!.. Опять укрывать Семена. Ведь они в интернате дали слово: друг друга не выдавать ни при каких обстоятельствах!.. А зацепят Семена — выплывет киоск на Полевой... И протестовало все существо Фимки: как мог Чабан подсунуть такую свинью?! Он ведь знал,

что с билетами можно погореть, — не предупредил. Предал! Предал, как тварь последняя!..

Жуков не стал скрывать от Фимки суть дела:

— Кем-то открыта подпольная мастерская по подделке железнодорожных билетов. Такие билеты вам всучили дважды. Первый раз вы продали негодный билет ста­рушке. Со вторым вас взяли сегодня. Я допускаю, что вы не знали об этом. Так кто же использует вас в своих преступных целях? — Евгений Васильевич терпеливо ждал ответа.

Молчал Фимка. «Эх, Чабан!.. Веру мою порушил! Пойти б сейчас же да набить рожу!..» Фимку отправили в КПЗ. Билет его приобщили к делу.

Не заметили дружинники, уводившие Фимку из кассового зала, девушку в светлом плаще. Она проводила их тревожными глазами. «Сгорели!» — решила Тамара. Припомнилось, как было, когда Фимка продал билет старухе. Она помчалась тогда в «Чайку», встретилась с Семеном. Он посчитал, что Фимка переслал вырученные деньги. Тамара рассказала ему про лейтенанта.

— Подошел он к старухе, а у меня живот повело!.. Влипли! Слушай, Семен, а не валяет дурака твоя Клава?..

Прошлый раз место занятым оказалось. Теперь сунула вагон без места. Как это понимать?.. Может, она на милицию работает?..

— Не психуй, Томка! — Семен огляделся, заученно поулыбался. — Милиции положено охранять стареньких пассажиров. А ты уж подумала!.. Лечиться тебе приста­ло... И на Клаву не вали!..

И вот новый «прокол». Она взяла такси — ив мастер­скую к Семену. Ее обуял страх: Фимка расколется! Нужно заметать следы. Теперь и Семен трухнул: настроение Фимки ему сразу не поглянулось. Он и сам понимал: зарвались!...

— Пойду к Знакомому! — сказал он Тамаре. — Тебе лучше всего смыться. На квартиру не показывайся.

— У меня там все — вещи, деньги, документы! — Тамара комкала поясок платья под распахнутым пла­щом. — По-твоему, бросить?

Семен презрительно косил на нее глаза:

— Не ходи!.. У тебя уже засада милиции, дура!.. Встретимся в магазине «Самара», в колбасном отделе. Иди на набережную Волги, а через два часа — в ЦУМ, как штык!.. — Он оглядел мастерскую в раздумье. — Зря, наверное, доверились Фимке! Колония подломала его. Зарвались! Выход один — рвать когти!.. Но и мне нельзя показываться домой, если Фимка «пополз»...

Они разошлись. В смятении. В панике. С надеждой на Знакомого.

***

На очередном допросе Фимка отмалчивался. Он обреченно думал: «Все, Ефим Сидорович, гуляй снова на Север!». Им владело

одно желание: встретить Чабана и рассчитаться! За подлость. За предательство...

Жуков и Бардышев поглядывали на календарь: через сутки нужно брать санкцию прокурора на арест Солуянова.

— Давайте рассуждать житейски, Владимир Льво­вич, — говорил Жуков. — Теперь мы знаем: Солуянов одинок. Как это он ловко сказал?.. «Я сам себе возок — куда хочу, туда и качу!». Бардышев думал: «Почему не отвечает Фимка? Чувство товарищества? Боязнь мести?.. Его подставили как вернувшегося из ИТК, можно считать, подбросили, как для приманки...»

— Едет мужик из колонии. Ни близких, ни родных. Квартира занята. Куда податься с вокзала? — Жуков думал вслух. — Дело к ночи. Допустим, к соседке. Но, как вы выяснили, у соседки он не ночевал. Зачем переоде­вался?.. Где-то нельзя было появляться в серой одежде. Где?.. Кино?.. Театр? Учтем, что было это поздним вечером. Может, ресторан?.. А?

— С кем-то он встретился, — продолжил Барды­шев, — вернул соседке одежду в половине двенадцатого ночи. Пора закрытия ресторанов и кафе. С кем встре­тился?.. С лучшим дружком. Кто он?

И опять перед Бардышевым Фимка. Лицо осунулось. Шрам на щеке четко обрисовался. А в глазах — злое напряжение.

— Вы приехали вечером. У кого ночевали?

— Нашел место. Сказал вам: своих не продаю!

— А они вас — прямым путем в тюрьму!.. Не упрямьтесь!.. Не надоело скрывать?.. Вы оказываетесь преступником. В первый раз скрыли дружка. Не он ли вновь вмешался в вашу судьбу?..

— Выдавать не учен! — устало отозвался Фимка. Он понял, что следователь уже знаком с его прежним делом.

В тот же день Бардышев наведался в школу-интернат, где учился Солуянов. Там помнили толкового, понятливого мальчишку. Замкнуто жил — понять можно: без материн­ской ласки!..

— С кем дружен был? — спросил Владимир Львович.

— С Гераськиным. Сенькой кликали. Чабан его кличка ребячья была-к. — Пожилая няня пожевала блеклые губы. — Намедни сторож наш видел его в городе. Иваныча он не признал. С обидой рассказывал мне: дескать, лощеный такой! Другой бы без всяких-яких обнял бы Иваныча, чать, оберегал он его в интернате... А эн- тот — шасть в ресторан!.. Будто и не видывал никогда — вот вам нонешняя молодежь!

Бардышеву явно везло. Вернулся он в отдел, и тут звонок. Знакомый участковый.

— Слыхал, завяз ты, Володя... Ну-ну, если так, то ладно. А то мне вчера попался вечером пьянчуга с той стороны. «Проводи, милиция, домой. Боюсь! Баб таскают — Томка бандитом обзавелась. А у меня по­лучка в кармане». Какая, спрашиваю, Томка? «Ну, студентка! Ай не знаешь?» Запиши адресок авось пригодится.

По следу участкового инспектора Бардышев метнулся в поселок Шмидта, на берег Самары. Правда, к Фимке это могло и не относиться, а если...