Без срока давности
Шрифт:
Силкин с удовольствием отметил, что зрителей не было. За исключением долговязого пижона в светлой курточке, что нагло остановился в двух шагах. Мало ему фонарей на площади, захотел еще один, под глазом?
Шейла извлекла из сумочки… слава богу, не доллары, а малоформатную брошюрку и быстро заговорила на своем американском языке. Чума беспомощно хлопал глазами.
Дылда в светлой куртке подошел вплотную и кивнул на Шейлу:
– Как я понял, дама – президент Общества защиты животных. От имени бездомных кошек и собак штата Юта она благодарит вас за благородный
Шейла расписалась на обложке и тут же извлекла из своей торбы вторую книжку и протянула ее непрошеному переводчику. Они обменялись улыбками. Чума почувствовал укол ревности и сказал на чистейшем русском!
– Хватит братаний. Погнали, Шурочка, ко мне на хату?
На удивление, Шейла-Шурочка все поняла без переводчика.
– Хата – ноу, отель – йес, – сказала она и, нежно прижав Чуму к необъятной груди, добавила: – Май лав.
Держа в руках подаренную экстравагантной американкой книгу, младший оперуполномоченный Виктор Непейвода, неожиданно выступивший переводчиком, смотрел вслед коляске.
Да, в странный город занесла его судьба!
Шестым чувством выпускник Стрельнинской школы милиции угадывал, что и преступления здесь могут совершаться необычные. Под стать обстановке, где перемешались языки и валюты, где ночь светла как день и где американские миллионерши эксплуатируют российских велорикш.
Задумчиво насвистывая, Непейвода двинулся обратно в горотдел милиции, откуда выскочил минут пятнадцать назад за пачкой сигарет. Дежурство обещало быть спокойным – понедельник не пятница. Но сигареты все равно могут пригодиться: в школе милиции учили, что предложенная собеседнику сигарета позволяет быстрее установить психологический контакт. Правда, для начала Непейводе предстояло самому научиться курить.
Рубиновые катафоты велорикши исчезли за углом средневековой улочки.
Гуд бай, май лав, гуд бай…
Глава 20 «…Ему было о Чем помолчать»
Пожелав Шредеру и Дымову спокойной ночи, Эрика прошла в свой номер и, сев у открытого окна, пыталась воедино собрать впечатления беспокойного дня… Залитое полуденным солнцем шоссе и мчащиеся по нему велосипедисты. Желто-синяя машина ГИБДД, высланная навстречу всесильным Золтановым. Он сам – вальяжный толстячок в костюме за три тысячи долларов. Изменившееся лицо Герки Дымова – интересно, что произошло между ним и Золтановым в Афганистане? И кто же такой на самом деле этот Всеволод Борисович, с легкостью необыкновенной предложивший Шредеру на корню купить городской стадион?
Вопросы, вопросы. Не слишком ли их много для переводчицы со смазливой мордашкой, в чьи обязанности входит единственно ублажать посланных ей милостью Божией и диспетчером туристического бюро клиентов?
Но такая уж она была с детства – любопытный и въедливый белобрысый чертенок, к тому же упрямый. Упрямство помогло ей поступить на филфак университета, куда принимают в основном блатных, и не затеряться в цветнике разодетых фифочек. Но то же упрямство и сильно осложняло ее жизнь.
Вот и сейчас вместо
Аллес ин орднунг: всё в порядке. Ну, подруга, вперед. Там, в табачном дыму полутемного бара, ты, возможно, найдешь ответы на свои вопросы.
– Коктейль?
– Знаю я ваши коктейли, – отказалась Эрика. – Наболтаете всякой дряни, чтобы «финики» сразу встали на рога. Не суетись, милый!
– Xa! Человек соображает, – сказал бармен прыщавому мальцу в красной бейсбольной шапочке, тянувшему через соломинку мутное пойло. Затем кивнул Эрике: – Меня зовут Боб. Может, тогда джин с тоником?
– Эрика. Лучше тоник без джина.
– Но капелька джина все же не помешает.
– Ладно. Капелька. И двойная порция льда.
– А ты не боишься после этого сама стать холодной, как ледышка?
– Не волнуйся, Боб, – призвала Эрика на лицо дежурную улыбку. – До сих пор никто не жаловался.
– Так, может?..
– Нет, не может, – решительно отрезала Эрика, но тут же сбавила обороты, поскольку бармены много знают и ссориться с ним не входило в ее планы. – Понимаешь, у меня был трудный день. Я просто хочу отдохнуть.
Бармен понимающе кивнул, и Эрика получила возможность спокойно слушать и смотреть. Теплая компания – Золтанов, Зигфрид и человек со смешной фамилией Брыкунов – сидела за столиком недалеко от стойки. Эрика с некоторым беспокойством подумала, что блюдечко соленых орешков – сомнительная закуска под семисотграммовую бутыль виски.
Хотя оно и лучше – пусть развяжут языки, а она послушает, бедной девушке всегда нужно быть в курсе того, что происходит вокруг.
От столика уже неслись возбужденные голоса.
– Главная задача свободной прессы – способствовать свободе торговли, чтобы было нас кому накормить…
– Ди кляйне кнайпе ин унзерер штрассе, – вторил журналисту Зигфрид, вспоминая «кнайпе», то есть забегаловку на своей улице. Надо заметить, что и на чужой улице в незнакомой стране он чувствовал себя как дома. Сейчас Зигфрид Фрош выглядел более трезвым, чем в ресторане.
Странная метаморфоза.
Лишь третий за шумным столиком не пил, не пел. Хранил молчание, по одному бросая в красногубый рот соленые орешки. Третий лишний или третий – главный?
Почему Золтанов выглядит озабоченным в теплой компании за дружеским столом? Наверное, ему было о чем помолчать.
Эрика допила тоник и вышла из бара. В коридоре уже выключили верхний свет, лишь плафоны в простенках да лампа на столике дежурной по этажу рассеивали темноту.
На несколько минут Эрика задержалась у стола: хотела попросить дежурную, чтобы та пораньше разбудила завтра утром. Но школьная подруга Герки Дымова не спешила на свой пост.
Эрика вернулась к себе в номер. В голове шумел коктейль из разнородных впечатлений: велорикши и недостроенные стадионы, средневековые площади Выборга и орешки на блюдечке.