Безумие толпы
Шрифт:
И Арман знал ответ. Возможно, Стивен Горовиц – самый опасный человек в комнате. Добрый, щедрый, блестящий. Безжалостный, решительный, умелый. И тот, кому абсолютно нечего терять.
Но убивать Дебби Шнайдер? Женщину, с которой, насколько было известно Арману, Стивен никогда не встречался прежде. Зачем?
И зачем вообще кому-то из присутствующих ее убивать?
Ответ был ясен. Никто ее и не убивал. Убийца прикончил Эбигейл Робинсон. Или думал, что прикончил Эбигейл Робинсон.
Арман откашлялся, в горле у него
– Сожалею, но пока вас не отпустят по домам. Мы должны поговорить с каждым. Начнем с родителей самых маленьких детей и далее продолжим по возрасту. Надеюсь, это не займет много времени.
Он поблагодарил всех за понимание. И собрался было уходить, но к нему подошла Рейн-Мари:
– Ты не возражаешь, если я уведу Стивена и Рут домой? А потом вернусь.
Арман посмотрел на стариков. У обоих вид был усталый, измученный. Он кивнул:
– Хорошая идея. С ними я поговорю завтра.
Бовуар, перекинувшись несколькими словами с Анни, присоединился к Гамашу и доктору Харрис в коридоре.
– Я был на улице. Агенты, присланные для защиты профессора Робинсон, проводили обеих женщин до самых дверей и остались в машине. Они не видели никого – никто не выходил из здания и не приближался к нему.
– Где профессор Робинсон? – спросил Гамаш.
– Она в библиотеке с почетным ректором Роберж.
– Bon. – Гамаш отошел с ними подальше в сторону и обратился к коронеру: – Расскажите, что вы обнаружили?
– Исключая какие-либо сюрпризы, которые может преподнести вскрытие, могу вам сказать, что смерть наступила вследствие удара тупым предметом. Я бы назвала это смертельным ударом по затылку, отчего осколки черепной кости вонзились в мозг. Смерть, видимо, наступила немедленно. Кровотечение незначительное. Еще два удара были нанесены после падения, отчего ее лицо зарылось глубоко в снег. Оружия преступления, полагаю, вы еще не нашли.
– Не нашли пока, – подтвердил Бовуар. – У вас есть какие-то соображения на этот счет?
– Я бы поискала полено, – сказала коронер. – На шапочке следы коры и земли, а форма раны соответствует форме полена. – Она сложила руки клинышком.
– Черт! – буркнул Гамаш; это слово вырвалось хрипом из горла.
Случилось то, чего он опасался.
– Что? – спросила доктор Харрис.
Но Жан Ги понял. Ему то же самое пришло в голову. Они оба посмотрели в сторону балконной двери гостиной.
– Там горел костер, – сказал Гамаш. – Я думаю, наше орудие убийства стало дымом.
– Время смерти? – спросил у коронера Бовуар.
– На таком холоде трудно сказать, но я думаю, часа полтора-два назад.
Они проверили время – стрелки показывали три минуты третьего.
– Значит, убийство состоялось около полуночи? – уточнил Бовуар.
– Приблизительно
– Да. А убитая – ее лучшая подруга.
– Нелегкие дни настали для нее.
Гамаш задумался на мгновение, глядя на коронера.
– Шарон, что думают доктора о принудительной эвтаназии? И прерывании любой беременности при наличии плохих показателей у плода?
– Вы говорите об идее, которую пропагандирует профессор Робинсон?
Доктор Харрис задумалась. К удивлению Гамаша. Он ожидал от нее немедленного осуждения.
– «Я в ужасе» – вот что я могу сказать. Но ведь многие первоначально были в ужасе и от идеи врачебной помощи самоубийству. Но потом вышел закон, и мы к нему привыкли. Мы даже видим в этом милосердие, избавление от страданий.
Беседуя, они направлялись к входной двери.
– Меня беспокоит слово «принудительная», – сказала она. – И это мягко говоря. Мне представляется невероятным, чтобы какое-нибудь правительство допустило то, что предлагает эта женщина.
– Мы в последнее время повидали немало невероятного. Merci, – сказал он, пожимая ей руку.
– Не буду желать вам счастливого нового года, – ответила она.
– Что вы, это пожелание всегда стоит того. Bonne annee, Шарон.
Доктор Харрис посмотрела на мрачные лица полицейских, а те развернулись и зашагали назад по коридору, чтобы выполнить худшую часть своей работы, в которой было так много страшного. Затем Харрис ушла в ночь, ощущая, как морозный воздух нового года впивается в кожу.
Глава двадцать первая
В том, что библиотека заставлена книжными полками, не было ничего удивительного. На полу лежал потертый восточный ковер, повсюду стояли старые кожаные кресла, а вдоль стены поместился диван, обитый зеленым бархатом.
Гамаш кивнул в сторону балконной двери, и Бовуар пересек комнату.
– Заперта, – сообщил он.
В камине среди пепла тлело всего несколько угольков, но библиотека все еще хранила уютное тепло.
Эбигейл поднялась, когда они вошли. Почетный ректор встала рядом с ней, положив руку на ее предплечье.
Гамаш знал: случившееся невозможно донести до профессора каким-то щадящим способом. Лучше сказать все быстро, четко, хотя, по возможности, без жестокости.
Еще он понимал, что ему предстоит только подтвердить новость, уже известную профессору Эбигейл Робинсон. Но от этого боль, которую причинят его слова, не станет меньше.
– В лесу найдено мертвое тело. – Он сделал секундную паузу, понизил голос. – Мне очень жаль. Это Дебора Шнайдер. Она мертва.
Эбигейл напряглась и опустила голову, слегка отвернувшись и крепко зажмурившись, словно ей в лицо ударил порыв ледяного ветра. Потом открыла глаза и посмотрела на Гамаша: