Безумие толпы
Шрифт:
Но он поборол в себе это желание.
– И когда ты в последний раз был в лесу, перед тем как обнаружил тело?
– Не могу сказать точно.
– Попробуй вспомнить. До хлопушек?
– Тех, что вас так напугали?
– Да, – кивнул Бовуар. – Именно.
– Кажется, это было немного позже. Примерно без десяти двенадцать. Я зашел в дом, смотрел «Пока-пока».
– Ты видел, чтобы кто-нибудь еще ходил в лес?
– Мои друзья.
– Это понятно. А взрослые?
Он задумался и отрицательно покачал головой. Затем
– Да. Две женщины. По крайней мере, мне показалось, что это женщины. Они постояли у костра, а потом пошли прочь. Я испугался, что они найдут бухло, но они вроде просто гуляли. Я даже не уверен, что они зашли в лес.
– А ты видел, как они вернулись?
– Нет.
– Давай-ка поговорим о твоей находке, – предложил Бовуар. – Что ты сделал, когда увидел тело на снегу?
– Я подумал, что кто-то набросал там одежду. Позвал друзей.
Детективы знали, что это был естественный поступок, отчего он не становился менее досадным.
– И?.. – произнес Бовуар.
– И мы присмотрелись получше.
– Ты прикасался к телу?
– Нет, – сказал парень. – Но…
– Ну, слушаю.
– Я его потыкал.
– Как это?
– Нашел палку и потыкал.
– Жак! – воскликнул его отец.
– А что? Я же не знал… И тогда только сообразил… – На подбородке Жака обозначилась ямочка, губы сжались, а отец накрыл руку сына своей и слегка пожал. – И тогда, – парень вздохнул, – мы, – он вытер глаза рукавом, – все стали звать на помощь.
Бовуар протянул руку, похлопал его по колену:
– Ну-ну. Я постоянно сталкиваюсь с такими вещами, но каждый раз мне все равно не по себе. Да и ужасно было бы, будь оно иначе. Если вспомнишь еще что-нибудь, дашь нам знать?
Жак кивнул.
– У меня вопрос, – сказал Гамаш.
Мальчик повернулся к нему. Старший инспектор внушал ему благоговейный страх – он не раз видел этого полицейского по телевизору.
Но Гамаш смотрел на мадам Бродер:
– А что вы делали вечером?
– Я?
– Да.
Они несколько секунд изучали друг друга, потом мадам Бродер чуть улыбнулась и сдалась.
– Я наблюдала за ними.
– Ма! Ты что – шпионила за мной?
Она посмотрела на сына:
– Никто не любит тебя больше, чем я, но никто лучше меня не знает, какой ослиной ты можешь быть. Честно. Ты как-то раз купался голышом в озере Брюм, а потом забыл, где оставил свою одежду…
– Ма!
– Да ладно, ты просто из ослиной породы. – Она опять посмотрела мимо Жака на его отца, который, скорчив гримасу, демонстрировал свое согласие с женой. – Я знала, что ты с дружками, вероятно, будешь выпивать, вот я за тобой и приглядывала. Ведь это дело опасное, правда – выпивать на морозе в лесу?
Гамаш кивнул:
– И что вы видели, мадам?
– К сожалению, ничего из того, о чем только что говорил Жак.
– Это правда? – продолжил давление Гамаш.
– Да. Я не собиралась шпионить за сыном, просто
– А когда компания вернулась в дом?
– Ну, видя, что с Жаком все в порядке, я могла расслабиться и получать удовольствие. Типа того. Ощущение было более чем странное. Не лучшая атмосфера для новогодней вечеринки. То мадам Дауд с ее недовольством, то эта профессорша, требующая усыпления больных, в общем…
В общем. В общем, подумал Гамаш. Как же лаконично и ясно она все это выразила. Он повернулся к пареньку:
– А что ты сделал с той палкой?
– С той палкой, которой я ее потыкал?
– Да.
– Бросил в костер. А что, не надо было?
– Non, не думаю, что от нее была бы какая-то польза. – Потом ему пришло в голову еще кое-что. – Костер еще горел, когда ты бросил в него палку?
– Да.
– А теперь слушай внимательно. – Гамаш подался к мальчику. – Там в это время оставались одни угли или еще было пламя?
Такая дотошность копа поразила мальчика, и он задумался, прежде чем ответить:
– Определенно было пламя.
Гамаш откинулся на спинку стула и кивнул:
– Merci.
Значит, когда один из подростков в последний раз ходил за пивом или помочиться, перед тем как Жак нашел тело, часы показывали приблизительно без десяти двенадцать. И тела еще не было. А в четверть первого уже подняли тревогу. Между отсутствием тела и его появлением прошло около двадцати пяти минут.
Допросили еще несколько человек, потом в дверях появилась Хания Дауд:
– Я следующая.
Гамаш и Бовуар подозревали, что это не совсем так, но даже их отвага имела свои рамки. Жан Ги показал на диван, и, когда Хания села, Гамаш спросил:
– С вами все в порядке?
– Вы о чем?
– Случившееся потрясло всех, но на вашу долю выпало больше несчастий, чем довелось испытать многим другим. А убийство может разбудить в памяти самые страшные воспоминания. Я просто хочу узнать, как вы себя чувствуете.
Она посмотрела на него так, будто он сказал нечто не столько неуместное, сколько идиотское.
– Конечно, со мной все в порядке. Это ерунда. В Дарфуре такой вечерок считается тихим.
Но он не поверил ее словам.
Когда затрещали первые хлопушки, трое человек вздрогнули. Нырнули в мир, о существовании которого не знали другие. Мир, в котором имелись все основания принять за выстрел хлопок в глушителе автомобиля, падение увесистого тома на пол, треск петарды.
Этот опыт потряс и укрепил их нервы.
– Вещь прочнее всего, когда она сломана, – сказал Арман Хании.
И хотя эти слова как будто не имели отношения к делу, он видел: она поняла. Еще он видел, что шрамы на ее лице гораздо глубже, чем может показаться, и они рассекают не только кожу.