Безвыходное пособие для демиурга
Шрифт:
– Я никого не хочу убивать! – процедил Герман.
Николай Петрович захохотал:
– Это только звери убивают от голода, а люди – и ради удовольствия. Боги создают миры, но уничтожают их опять же именно люди. Под инстинктами я подразумевал именно то, что заложено в семантике слова: желание бегать и догонять, летать и ловить, бороться и побеждать, защищаться и защищать. В общем, жить, а не бояться. Ну же, или ты трус? Как же тогда ты собрался быть писателем: вдруг твои герои оживут, что тогда будешь делать? Убегать от тех, кого сам же и придумал?
Герман
– Вспомнил, я видел тебя там, в реальной жизни. Мы шли к Лериным родителям и столкнулись нос к носу. А потом ты появился на остановке, хотя ведь шел нам навстречу, следовательно – в другую сторону. Ты следил за мной, тебе было нужно, чтобы я попал в этот странный мир. Это ты и есть – Великий Инквизитор. Что тебе стоит поменять внешность? Однако ты решил остаться узнаваемым. Интересно, почему?
– Может быть, потому, что я ничего не боюсь?
Гера помотал головой. Было видно, как в нем борются осторожность и гордыня.
– Ладно, я согласен. – и Герман смело ступил в воду, но тут же провалился по щиколотку.
Николай Петрович помрачнел:
– Ладно, оставайся здесь. Мне придется забрать с собой электронную рукопись твоего романа и отдать ее другому, более смелому автору. Я, собственно, пришел, чтобы вывести тебя в реальность автором бестселлера… Но, раз такое дело, раз в тебе нет смелости, у меня нет иного выбора, как призвать вместо тебя другого.
– Стой! – Гера разволновался не на шутку. – Ты ведь шутишь?
– Отнюдь. – в руке Николая Петровича появился Герин ноутбук. – Знаешь, что бывает при соединении работающих микросхем и большого количества воды? Замыкание. Сгорает материнская плата, процессор, северный и южный порты, иногда, в исключительных случаях, как у нас с тобой, сыпется жесткий диск. Локальный конец света для отдельно взятого «ноута».
– Николай Петрович подкинул ноутбук высоко вверх и демонстративно отвернулся.
– Нет!!! – завопил Гера и прыгнул спасать свое сокровище.
Я поняла, что сейчас произойдет: даже если он схватит свою адскую машинку, то все равно, провалится под воду. И все его геройство окажется бесполезным.
Но произошло чудо. Гера на животе пролетел по водной глади, точно по паркету, схватил ноут, и остался лежать на поверхности.
Николай Петрович повернулся к Гере.
– Ну что: мир? – генерал протянул руку.
Герман, все еще удерживая на вытянутой руке «ноут», воспользовался помощью, встал:
– Невероятно. Но так не бывает.
– Возможно. – пожал плечами Николай Петрович. – Никто искренне не верит в существование муз, их считают выдумкой поэтов. Никто и слушать не захочет, что ты, Герман, написал роман в ином мире. Этого тоже не может быть. Может просто принять все, как есть?
– Но ведь я еще не закончил работу.
– Кто тебе мешает завершить ее в привычном мире?
– Но… Но… Ведь это все придумал не я. Образы, герои, сюжетные линии – это все не мое.
– Скромность похвальна. – Николай Петрович шел на мой берег, увлекая Германа за собой. – Но, насколько
– Да, но… На меня накатывало то ли вдохновение, то ли забвение. А первую главу я вообще не набивал на компьютере. Она появилась сама, из моих сновидений.
– У бога нет других рук, кроме наших, Герман. Ты страстно мечтал написать роман, который будут читать миллионы. Мы помогли тебе исполнить мечту, но никто за тебя ничего не делал. – генерал мягко увлекал Геру на мой берег. – Да, мы перенесли тебя в другой мир. Но это ты сам корпел над рукописью. Это ты выдумал и титулы, и чудеса и даже то, что существовал некий щит, состоящий ныне из трех живых частей, мечтающих соединиться.
Герман недоверчиво хмыкнул.
– Простой обыватель никогда бы не придумал такого. Люди считают, что если щит разбит, то части его никогда ни во что не превращаются, не обладают волей и разумом, не могут влиять на развитие человеческой культуры. – продолжал Николай Петрович. – Все будут уверены, что обломки великих артефактов всегда хранятся в самых труднодоступных частях света: в жерле действующего вулкана, в сердце Антарктики, под тоннами льда и на дне океана, в центре Бермудского треугольника… Ты сам нарушил традиции и устои. Никто не помогал тебе развенчать старые мифы и создавать свои собственные. Более того, именно сейчас ты в одном шаге от того, чтобы самому превратиться в миф. Я думаю, мы пришли за тобой вовремя. Дописать последнюю главу ты можешь и без особых условий. Все в твоей голове, а ведь ты ее выносишь обратно в реальность…
– Лера, пора просыпаться. – это был голос Николая Петровича.
Как он может быть одновременно по обе стороны сна? Зачем он выманивает Геру через волшебную реку? Он обманывает его, но вот в чем? Возможно, в реальности Гере не написать концовку романа. Этому старичку понадобится иной финал, который создаст другой человек, так сильно не погрузившийся в эту работу.
Вот оно что: Гера вернется, но никогда не завершит своей книги! Более того, его роман будет издан, но в другом варианте и под другой фамилией. Это будет жалкая пародия, где главные герои будут носить те же имена, ходить по тем же дорогам, но они будут ходячими комиксами. И все это потому, что роман положений никогда не оживает, ибо идиотизм и комизм любых бездарных ситуаций настолько жалок и смешон, что навсегда остается на бумаге памятником человеческой глупости.
Да, именно так.
Николай Петрович боится, что Герман завершит роман, а в нашем мире проявится не только он, но и Великий Инквизитор. И тогда власть уплывет из рук липового генерала. Нужно лишь создать пародию на Герин роман.
А еще генерал хочет издать не книгу, а комиксы, разрекламировать их, чтобы окончательно раздавить саму надежду на публикацию.
– Гера! Не верь ему. Он хочет погубить твой роман! – я сама не поняла, как слова вырвались из меня.
Герман поднял голову, увидел меня, отшатнулся. Видно было, что он окончательно во всем запутался.