Библиотекарист
Шрифт:
Конни решила, что зря они с Бобом не пользуются преимуществом близости к природным красотам Орегона, им нужно ходить в походы и стать туристами, поэтому купила руководство для начинающих, а также по паре походных ботинок. Бобу ничуть не светило из-за мимолетной, как он считал, прихоти Конни отказываться от субботнего чтения на диване, но ради мира в доме он согласился, что в ближайшие выходные они одолеют кольцевой маршрут, в пять миль петлю у подножия вулкана Маунт-Худ.
За день до похода Боб и Итан обедали вместе в “Лучше”. Итан, с тех пор как покинул дом Боба,
Боб, все еще не разумея, в чем истинная причина этого кризиса, сообщил Итану, что спад есть непременная часть жизни и что скоро это пройдет.
– Ты не понимаешь, – просто сказал Итан. – Что-то идет не так. Даже хорошая для меня новость стала нынче плохой.
– Какая именно хорошая новость?
Итан помолчал.
– Да неважно. – И он принялся болтать ложечкой в кофе.
– Тогда какая плохая?
– Да никакая, Боб. – Он похлопал Боба по руке, и вид у него был покаянный. – Зря я об этом заговорил. Все в норме. Давай о чем-то еще.
Боб пригласил Итана с ними в поход, и Итан отказался, но потом, когда Боб стал настаивать, признал, что да, неплохо бы выбраться из города, из квартиры, подальше от собственных испарений.
– Хотя Конни, конечно же, не захочет, чтобы я с вами пошел, – сказал он.
– Еще как захочет.
– Захочет, ты думаешь?
– Ну почему ж нет?
Боб, сказав Итану, что они заедут за ним завтра в девять утра, в восемь бродил вокруг Конни, пока та готовила завтрак.
– В чем дело, Боб? Ты похож на вопросительный знак, – сказала она, и он признался, что, правда, его гложет мысль, что им следует взять с собой к Маунт-Худ Итана. Конни в лице не переменилась, но, подумав, спросила:
– Это что, обязательно?
– Нет, конечно. Но, я думаю, ему пошло бы на пользу.
– Почему, что с ним такое?
– Я не знаю, что именно, и он тоже не знает. Но в последнее время он сам не свой.
Конни, все так же непроницаемая, помешивала овсянку в кастрюле.
– Мне хотелось, чтобы это были только мы.
– Только мы – это не ново, – сказал ей Боб.
Нисколечко он не хотел выразить этим недовольства, не вкладывал в эти слова ничего, кроме констатации самого очевидного факта, но Конни после того, как он их сказал, насторожилась и пошла на уступки: что ж, пусть Итан тоже пойдет, если Боб этого хочет и считает, что так лучше.
Когда “шевроле” подкатил к дому Итана, тот уже стоял на обочине, без шляпы под моросящим дождем, и смотрел в никуда, взъерошенный, промокший, неприкаянный.
– Господи, он похож на бродягу, – сказала Конни.
Итан забрался в “шевроле”, так, будто это было такси. Уселся сзади и повернулся к окну, ни слова не говоря, не отозвавшись на “доброе утро” Боба. Конни, перегнувшись с переднего сиденья, принялась его донимать, дразнить, как ребенка, хватать за нос и тыкать в живот.
– Прекрати, –
– А что, если, – обратилась Конни к Бобу, – что, если его сердце все-таки попало под тот нож для стейка и теперь оно все такое плоское и резиновое, как лопнутый шар? – Взяла лицо Итана в ладони и слегка помяла его. – Разве не похоже это на лицо человека с лопнутым, как воздушный шарик, сердцем?
Боб не мог понять, с чего Конни вредничает, и от этого ему было не по себе.
Они выехали из Портленда по направлению к Маунт-Худ и три четверти часа катили по извилистому двухполосному шоссе. Облачный покров рассеялся, над дорогой светило солнце, от асфальта шел пар. Конни надела темные очки и, покрутив ручку настройки радио, остановилась на древней джазовой композиции. Она прищелкивала пальцами и шлепала в такт губами; когда эта радиостанция умолкла, она переключилась на новостную. Потом они увидели придорожную закусочную, и Конни попросила Боба сходить туда и налить в термос кофе. В то утро это входило в обязанность Боба, перед отъездом принести в кухню термос из “шевроле” и наполнить его, но он забыл.
– Так что теперь, Боб, – сказала ему Конни, – у тебя есть случай повернуть время вспять и исправить свою оплошность. Разве это не удача?
Свернув на парковку, Боб пересек ее с пустым термосом, вошел в закусочную, и официантка сказала, что кофе сварится минут через пять, поэтому он сел за столик и стал ждать.
Глядя в окно, он видел, что Итан выпрямился в струнку на своем заднем сиденье и что-то втолковывает Конни так, словно отчитывает ее. Конни, пересевшая на место водителя, руки на руле, все еще в темных очках, равнодушно смотрела перед собой. Потом Боб увидел, как Итан, протянув руку, касается плеча Конни, а она, отпрянув и повернувшись лицом к Итану, отвечает ему резко и яростно. Выговорившись, она снова развернулась лицом вперед, а Итан, угрюмый и мрачный, откинулся на спинку сиденья. Больше они ни словом не обменялись. Несколько минут спустя, когда Боб с полным термосом возвращался к машине через парковку, они молчали, делая вид, что вообще не знакомы. Боб сел в машину, и, прежде чем он успел справиться, что случилось, Конни сказала:
– Итан хочет испортить нам день. Но мы ему этого не дадим, правда?
– Почему ты хочешь испортить нам день? – обратился Боб к Итану.
– Не знаю, – сказал тот.
– Заметь, он не спорит, что хочет испортить нам день, – встряла Конни.
– Я заметил, – сказал ей Боб и снова спросил Итана: – Так ты не будешь этого отрицать?
– Не буду, нет. Потому что я правда пытаюсь его испортить.
Он потянулся за термосом и, отвинтив крышку, полной мерой налил в нее кофе.
Конни поправила зеркало заднего вида.
– Что ж, – заявила она, – если он твердо намерен испортить нам день, то пусть тогда выметается из нашей машины и идет домой своим ходом, или пусть под встречную бросится, как угодно.
Боб, обернувшись к Итану, изобразил, что шокирован. Он хотел разрядить ситуацию, исправить то, что не так, но Итан, погруженный в свои горькие тайны, этого не заметил. Он глотнул кофе, обжегшись, поморщился, высунул язык, помахал перед ним рукой и закрыл рот.
– Знаешь что, Боб? Она права. Я прошу прощения. Я больше не буду. Все.