Библия. Биография книги
Шрифт:
Однако в конце 80-х гг., когда создавалось Евангелие от Матфея, эти надежды начинали слабеть. Ничего не изменилось: откуда же могло прийти царство Божье? Матфей отвечал, что оно приходит незаметно и действует тихо, как закваска в мере с тестом [214] . Его община испытывала страх и гнев. Их собратья-евреи обвиняли их в отступлении от Торы и Пророков [215] . Их избивали в синагогах и отдавали в судилища старейшин [216] . Они ожидали, что их будут предавать на мучения и убивать до самого конца [217] . Поэтому Матфей особенно старался показать, что христианство не только находилось в гармонии с еврейской традицией, но и было её вершиной. Едва ли не каждое событие в жизни Иисуса произошло, дабы «исполнить написанное». О его рождении оповестил ангел, как и о рождении Измаила, Самсона и Исаака [218] . Сорок дней его искушения в пустыне составляли параллель сорока годам скитаний народа Израиля; Исайя предсказал его чудеса [219] . И — что важнее всего — Иисус был великим учителем Торы. Подобно Моисею, он провозгласил новый закон мессианской эпохи с вершины горы [220] и настаивал на том, что он пришёл не затем, чтобы отменить Закон и Пророков, но чтобы исполнить их [221] . Отныне евреи должны были соблюдать Тору ещё строже,
214
Мат. 13:31-50.
215
Мат. 5:17.
216
Мат. 5:11; 10:17-23.
217
Мат. 24:9-12.
218
Быт. 16:11; Суд. 13:3-5; Быт. 17:15-21.
219
Мат. 8:17; Ис. 53:4.
220
Мат. 5:1.
221
Мат. 5:19.
222
Мат. 5:21-39.
223
Мат. 38-48.
224
Мат. 9:13; Ос. 6:6; ср. Абот де рабби Натан 1.4.11а.
225
Мат. 7:12; ср. «Шаббат» 31а.
226
Мат. 12:16, 41, 42.
227
Пиркей Авот, 3:3, цит. по C. C. Montefiore, Н. Loewe (eds), A Rebbinic Anthology, New York, 1974, p. 23.
228
Мат. 18:20; Galambush, Reluctant Paring, pp. 67-68.
Лука был автором не только Евангелия, но и части книги Деяний апостолов. Он тоже стремился показать, что Иисус и его последователи были благочестивыми иудеями, но также подчёркивал, что Евангелие предназначено для всех: евреев и язычников, для женщин и для мужчин; для нищих, для сборщиков податей, для доброго самаритянина и для блудного сына. Лука даёт нам драгоценный отблеск того духовного опыта, который ранние христиане получали при помощи толкования пешер. Он рассказывает символическую историю о двух учениках Иисуса, которые шли из Иерусалима в Эммаус через три дня после распятия [229] . Подобно многим христианам — современникам автора Евангелия от Луки, они пребывали в смятении и унынии, но по дороге встретили неизвестного человека, который спросил их, отчего они так печальны. Ученики объяснили, что они последователи Иисуса и верят, что он был мессией. Но он был распят и, в довершение всего, женщины из их общины рассказывают дикие истории об опустевшей гробнице и явлении ангелов. Незнакомец мягко упрекнул их: не так ли надлежало пострадать мессии, прежде чем войти в славу свою? И он начал изъяснять им всё, сказанное о Нём пророками, начиная с Моисея. Вечером апостолы прибыли, куда шли, и попросили незнакомца остановиться с ними. Когда он преломил хлеб за ужином, они вдруг поняли, что всё это время с ними был Иисус, но «глаза их были удержаны», и они не узнали Его. Затем Он стал невидим для них, и они вспомнили, что их сердце «горело», когда Он «изъяснял им Писание».
229
Лук. 24:13-35; Galambush, Reluctant Paring, pp. 91-92; Gabriel Josipovici, «The Epistle to the Hebrews and the Catholic Epistles», in Robert Alter an Frank Kermode (eds), The Literary Guide to Bible, London, 1987, pp. 506-507.
Христианский пешер был духовной дисциплиной, в основе которой лежало горе и недоумение, которое обращалось напрямую к сердцу, заставляя его гореть. Христиане собирались «по двое и по трое» и обсуждали, каким образом Закон и Пророки связаны с историей Иисуса. В процессе этого совместного общения тексты «открывались» и позволяли испытать мгновенное чувство вдохновенного прозрения. Оно проходило, подобно тому, как исчез, будучи узнанным, Иисус, но впоследствии очевидные противоречия соединялись в мистическом ощущении цельности. Образ незнакомца играл здесь важнейшую роль. Открывшись тому, кого они видели впервые, апостолы совершили акт веры (пистис). В экклесии Луки евреи и иноверцы поняли, что, обращаясь к «другому», они обретали Шхину, которую всё в большей степени отождествляли со своим мессией, с Христом.
В ряде церквей в Малой Азии создавалось иное понимание Иисуса, которое представлено в Евангелии и трёх посланиях, приписываемых Иоанну, а также в эсхатологической книге Откровения. Все эти «Иоанновы» тексты видят в Иисусе воплощение Логоса, сошедшего на землю, как последнее откровение Бога [230] . Иисус был агнец Божий, искупительная жертва, берущая на себя все грехи мира, подобно ягнёнку, которого приносили в жертву в ходе ритуала в храме во время празднования Песаха, еврейской Пасхи [231] . Прихожане этих церквей считали своим наиглавнейшим долгом любить друг друга [232] , но они не пытались проповедовать чужим. Члены этой общины ощущали себя осаждёнными и сплотившимися в противостоянии «миру» [233] . Всё существующее, казалось, разделилось на борющиеся противоположности: свет против тьмы, мир против духа, жизнь против смерти и добро против зла. В недавнем прошлом религиозные общины пережили болезненный раскол: некоторые из прихожан сочли, что их учения «несносны» и «не ходили более с Иисусом» [234] . Верные смотрели на этих отступников как на «антихристов», исполненных убийственной ненависти к мессии [235] .
230
Иоан. 1:1-5.
231
Иоан. 1:30.
232
1 Иоан. 4:7-12; Иоан. 15:12-13.
233
Иоан. 15:18-27; Иоан. 3:12-13.
234
Иоан. 6:60-66.
235
1 Иоан. 2:18-19.
Члены
236
1 Иоан. 4:5-6.
237
Иоан. 7:34; 8:19-21.
По мнению Иоанна, с иудаизмом было покончено раз и навсегда. Он систематически описывает, как Иисус замещает собой практически все главные откровения Бога Израилю. Отныне именно в воскресшем Логосе евреи обретут присутствие божества: Иисус-Логос возьмёт на себя функцию разрушенного храма и станет тем местом, где евреи смогут ощутить божественное присутствие [238] . Когда он вышел из храма, Шхина ушла с ним [239] . Когда он праздновал праздник Суккот, во время которого, согласно церемонии, совершается возлияние воды на жертвенник и зажигаются огромные храмовые светильники, Иисус — подобно Премудрости — воскликнул, что Он — живая вода и свет миру [240] . Во время Праздника Опресноков Он сказал, что это Он — «хлеб жизни». Он не только более велик, чем Моисей [241] и Авраам, — Он воплощает в себе божественное присутствие: у него хватило духу произнести запретное имя Бога: «Прежде нежели был Авраам, Я есмь [Ани вахо]» [242] . В отличие от евангелистов-синоптиков, Иоанн ни разу не показывает Иисуса призывающим язычников. Экклесия Иоанна, вероятно, в начале целиком состояла из евреев, а отступниками, вероятно, стали те евреи-христиане, которые сочли это спорное и, возможно, кощунственное учение о Христе «несносным» [243] .
238
Иоан. 2:19-21.
239
Иоан. 8:57.
240
Сукка 4:9; 5:2-4; Иоан. 7:37-39; 8:12.
241
Иоан. 6:32-36.
242
Иоан. 8:58. Фраза «Ани вахо»: «Я есмь» звучала во время ритуала Суккот и, возможно, обозначала Шхину; W. D. Davies, The Gospel and the Land: Early Christianity and Jewish Territorial Doctrine, Berkeley, 1974, pp. 294-295.
243
Galambush, Reluctant Paring, pp. 291-292.
В книге Откровения проявляется горечь, свойственная христианству Иоанна. Здесь тот дуализм, который был повторяющимся мотивом в Евангелии от Иоанна, превращается в космических масштабов битву между силами добра и зла. Сатана и его когорты атакуют архангела Михаила и ангельское воинство на небесах, в то время как нечестивцы нападают на праведников на земле. Общине, пребывающей в смятении, казалось, что зло одолевает, но Иоанн Патмосский, автор Откровения, утверждал, что Бог вмешается в решающий момент и одержит победу над их врагами. Иоанн получил особое «откровение» (апокалипсис), которое «обнажило» истинное состояние дел, дабы верные узнали, как им вести себя в последние дни. Предвестником апокалипсиса был страх, возвращавшийся снова и снова: христианская экклесия опасалась и Римской империи, и местных еврейских общин, и других, конкурирующих христианских. Но, уверял их автор Откровения, в конце концов Сатана наделит властью Зверя, который поднимется из глубин моря и потребует, чтобы все поклонились ему. Затем придёт агнец, чтобы спасти мир. И, несмотря на появление Вавилона, великой блудницы, упившейся кровью христианских мучеников, ангелы прольют на землю семь ужасных кар — семь чаш гнева Божия, и Слово примчится на битву на белом коне, чтобы победить Зверя и бросить его в огненное озеро. Тысячу лет Иисус будет править на земле вместе со своими святыми, но затем Бог освободит Сатану из тюрьмы. И снова будут битвы и разрушение до тех пор, пока не воцарится мир, и Новый Иерусалим не спустится с небес, как невеста, чтобы встретить агнца.
Подобно всем Иоанновым писаниям, Откровение намеренно затруднено для понимания, его символы неясны для непосвящённых. Это жестокая книга и, как мы увидим, она будет привлекать тех людей, которые, подобно прихожанам Иоанновых церквей, будут чувствовать себя отчуждёнными и обиженными. Многое в ней казалось спорным, и некоторые христиане неохотно включали её в канон. Но всё же в итоге редакторы поместили её в конце Нового Завета, и она стала торжествующим завершением их толкования еврейских Писаний. Она преображала исторический рассказ о становлении христианства в рассказ об апокалипсисе, ориентированный в будущее. Новый Иерусалим придаёт на смену старому: «Храма же я не видел в нём, ибо Господь Бог Вседержитель — храм его, и Агнец». Иудаизм и самые священные его символы были заменены победоносным, воинственным христианством [244] .
244
Отк. 21:22-24.
Тема ненависти проходит нитью сквозь весь Новый Завет. Неточно было бы назвать христианские писания антисемитскими, ведь сами его авторы были евреями, но многие из них разочаровались в еврейской религии. Павел не разделял враждебности, направленной против иудаизма, но значительная часть Нового Завета отражает широко распространившееся подозрение, тревогу и беспокойство, свойственные периоду, непосредственно следовавшему за разрушением храма, когда евреи переживали такой горестный раскол. В своём стремлении проповедовать миру язычников авторы синоптических евангелий слишком поспешно освобождали римлян от всякой ответственности за казнь Иисуса и всё более резко утверждали, что евреи должны принять вину на себя. Даже Лука, имевший самое положительное мнение об иудаизме, ясно дал понять, что есть добрый Израиль (представленный последователями Иисуса) и «дурной Израиль», который олицетворяет самодовольный фарисей [245] . В евангелиях от Матфея и от Иоанна это предубеждение стало ещё более сильно. Матфей заставил толпу евреев кричать «кровь Его на нас и на детях наших» [246] , — слова, в течение многих столетий провоцировавшие погромы, которые сделали антисемитизм неизлечимой болезнью всей Европы.
245
Лук. 18:9-14.
246
Мат. 27:25.
Матфей особенно невзлюбил фарисеев. Они были самовлюблёнными лицемерами, озабоченными строгим соблюдением буквы закона и полностью пренебрегающими его духом. Они были «вожди слепые» и «порождения ехиднины», фанатики, стремящиеся разрушить христианские церкви [247] . Иоанн также заклеймил фарисеев как людей злобных, жестоких и хронически приверженных к греху. Именно фарисеи собирали сведения против Иисуса и подстроили Его смерть [248] . Откуда эта язвительная ненависть к фарисеям? После разрушения храма христиане первыми предприняли совместные усилия, чтобы стать голосом истинного Израиля, и поначалу у них, по-видимому, не было сколько-нибудь значимых соперников. Но к 80–90 гг. христиане с неудовольствием осознали, что происходит нечто необыкновенное: фарисеи переживали удивительное возрождение.
247
Мат. 23:1-33.
248
Иоан. 11:47-53; 18:2-3. Единственным достойным исключением является фарисей Никодим, который тайно приходит к Иисусу за наставлением (Иоан. 3:1-21).