Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
— Это из милиции, — пояснил свидетель. — Так, Виталик, поговорили немного…
— Минуточку, это по какому такому праву? — молодой человек просто не мог не блеснуть своим положением. — Кто такие, немедленно представьтесь. Я депутат городского совета Ковалев Виталий Александрович. Кто дал вам право допрашивать моего отца? — Он всмотрелся в предъявленное удостоверение, явно запоминая фамилию владельца. Словосочетание «следователь по важным делам», похоже, не смутило.
— Виталик, кончай выеживаться, — поморщился отец. — Мы просто поговорили. Товарищей интересует старое дело, я проходил по нему свидетелем…
— Да мне плевать, что
— А вам есть чего опасаться, товарищ Ковалев? — Туманов изобразил сухую усмешку. — Это не допрос, и ордер нам не нужен. Мы пришли поговорить с вашим отцом, он не возражал, в чем проблема, Виталий Александрович?
— А в том, что это идеологическая диверсия! — начал разоряться депутат. — Вы хотя бы задумывались, к кому вваливаетесь без приглашения! Мой отец болен, он уважаемый человек, заслуженный член общества…
— Виталя, да уймись ты! Не с той ноги встал? — прикрикнул отец. — Все в порядке, нам что, побеседовать нельзя? Не обижайтесь на этого выскочку, товарищи, — вступился за сына пенсионер. — Нормальный человек, только зазнался, когда мандат получил…
Когда они уходили, эти двое продолжали переругиваться, и даже в машине за закрытыми дверьми было слышно ворчание отца и нервные выкрики сына. Потом хлопнула входная дверь, стало тихо. У Ковалева-младшего, видимо, были неприятности, потому он решил сорваться на них.
— Да уж, вляпаться в народного избранника как-то не рассчитывали. — Туманов засмеялся — но тоже вышло с нервным надрывом. — Ладно, неприятностями нас не испугать, и не такое переживали. В принципе, этот субъект прав: могли бы предварительно пробить Михалыча… И что скажешь, Маргарита Павловна? — повернулся он к спутнице. — Ничего в душе не екнуло?
Рита вздохнула и втянула голову в воротник куртки.
— Понятно, — констатировал Туманов. — Знаешь, что больше всего убивает в нашей работе? Это то, что ради зернышка истины мы перелопачиваем горы силоса. И это отнимает массу времени. Но иначе нельзя. То есть это не он? Голос, ужимки, все такое?
— Да не знаю я, не похож, — Рита раздраженно закряхтела. — Столько лет прошло…
— Курит «Беломор», — осторожно заметил Михаил. — И трудно представить, чтобы этот пенсионер бегал по лесам, как молодой заяц. А вот что курит его сынуля, мы не знаем. И курит ли вообще. Но что-то подсказывает, что это не «Север».
— Нужно все равно проверить алиби Ковалева, — проворчала Рита.
— Которого? Извини, смешинка в рот попала. Проверим, Маргарита Павловна, обязательно проверим. Мы же не боимся трудностей и увольнения с позором? Знаешь, не дает покоя кое-что другое, — майор сменил тон и сделал серьезное лицо. — Помнишь Гудкова?
— Гудкова? — Рита задумалась. Туманов с трудом оторвал от нее взгляд. Препятствия следствию были налицо, причем не извне.
— Да, это мужчина с собакой, которые обнаружили тело Маши Усольцевой.
— Тебя что-то смущает?
— Ничто не смущало — пока не начал думать. Собака почуяла запах, побежала к заброшенным строениям, Гудков отправился за ней и наткнулся на тело. Оно лежало в таком месте, где его могли вообще не найти. Или найти через
— А что с собакой? — не вникала Рита.
— Далась тебе эта собака. Никуда она не бегала и труп не находила. Это Гудков говорит про собаку. У нее ведь не спросишь, что они делали с хозяином? Существо умное, но бессловесное. Гудкову лет сорок восемь или сорок девять, семнадцать лет назад было уже за тридцать…
— Вряд ли соглашусь, — Рита помялась. — Тела находят только сейчас, в семьдесят шестом году. В пятьдесят девятом жертв не находили. Оля Конюхова, Катя Загорская… их останки нашли только несколько дней назад. Ульяна Берестова в коллекторе, Даша Малиновская, зарытая в саду гражданина Ахмедова… Раньше маньяку реклама не требовалась. Он тела, наоборот, прятал.
— Возможно, ты права, — Туманов поразмыслил и сказал: — Но годы меняют людей, теперь он действует так. Могу ошибаться, но отработать Гудкова следует. Непонятно, почему это не сделали раньше.
С гражданином Гудковым пообщались после обеда. Выехали в Урбень вдвоем с Горбанюком. Фигурант с перевязанным горлом сидел дома и усердно кашлял. На другой половине дома кашляла старенькая мать, она, кряхтя, спросила утробным голосом: «Кого там черти принесли?» Деревенский дом ничем не отличался от соседних, утопал в ранетках и рябине. По двору бегала, как заведенная, знакомая псина, мела ушами пыль. Гудков обложился таблетками, жаловался на горло и усердно хрипел. Возможно, простуда была и невыдуманной.
— Отлыниваем от работы, гражданин Гудков? — нахмурился Туманов. — В то время, когда советские колхозы ударными темпами завершают уборочную кампанию… Да вы не возмущайтесь, это шутка. Прекрасно понимаем, как может привязаться эта хворь. Давно болеете?
— Третий день, — прокряхтел Гудков. — Башка трещит, ребра ломит… Я вас помню, товарищи, вы были тогда… на свиноферме. У вас остались вопросы?
— Хотелось бы вновь услышать, что произошло, Георгий Тимофеевич. Сотрудник, заполнявший протокол, сделал это с нарушением процессуальных норм, приходится за него исправлять.
Мужчина был кряжистый, сильный и выносливый. Колючие глаза настороженно следили за пришельцами. Он стал вспоминать события того тяжелого дня — как отправился на рыбалку и дернул же черт выбрать короткую дорогу мимо свинофермы! Поводок Гудков использует только при людях, не хочется держать псину на привязи. Алмаз безвредный, на людей не бросается, бегает, где вздумается, роется в мусоре, но не было еще случая, чтобы не вернулся по первому зову. А тут сорвался, как бешеный, припустил к заброшенным постройкам. На грозные крики не реагировал. Пришлось бежать за ним — ну и чем эта гонка закончилась, все уже знают. «Пес Барбос и необычный кросс», — подумал Туманов. Фигурант нервничал, в какой-то момент даже забыл, что надо кашлянуть — впоследствии наверстал. Горбанюк с непроницаемой миной заполнял протокол. Гудков чувствовал себя не в своей тарелке, с тоской поглядывал за окно. Там жила своей жизнью рядовая советская деревня — кудахтали куры, мычали коровы, буксовал в грязи старенький «газик», а местные силачи с помощью грубой физической силы и такой-то матери пытались его вытащить.