Биомеханический барон
Шрифт:
— Еще раз пустишь нюни — и клянусь богом, я выпорю тебя до кровавых соплей.
— Не ругай его, — Ева взяла брата за плечи и отвела к окну. — Он еще совсем ребенок.
— В возрасте я уже забыл, что такое слезы, — фыркнул парень. — А вы растите не наследника, а кисейную барышню.
Девушка вздохнула и закатила глаза — очевидно, крыть ей было нечем.
— Меня забрали из дома примерно в твои годы. Когда мы улетали на… парящем корабле, я прильнул к иллюминатору и впервые в жизни увидел свою ферму с высоты. Потому
Охотник чуть перевел дух, глотнул воды из стакана и продолжил:
— Я увидел запыленную теплицу, маленький домик с гаражом, папу, что заслонился ладонью от солнца и словно прощался со мной по-военному. Маму, что стояла на коленях и ревела в передник, как раненая волчица, и даже шум двигателей не заглушал этот рев. И мне вдруг стало так больно в груди… прямо, блин, как сейчас — а может даже хуже. И так защемило, и так душа заныла, что слезы полились сами собой как из гребаного шланга. И тогда наставница взяла меня за шиворот — вот как я тебя сейчас — распахнула настежь дверь и высунула руку наружу. И сказала: еще раз заноешь — и я вышвырну тебя за борт. А под нами, хочу заметить, было уже километра три. Вот с тех пор я и перестал плакать.
— Очень поучительная история, — буркнула Ева. — Самое то для маленького мальчика.
— Как об стенку горох, — киборг поднял ладони и уставился в потолок.
— Я больше не буду плакать, — шмыгнул Алексей.
— Не слушай дядю, — сестра нежно погладила парнишку по голове. — Он злой, грубый и неотесанный.
— Но он спас нас! — малец отстранился и сжал кулаки. — Конвоир сказал мне, что если бы Захар сдался, я бы уже висел на дыбе. А он терпел!
— Иди погуляй снаружи, — Ева подтолкнула его к двери. — Только далеко не уходи и не приставай к послушникам.
— Как скажешь… Выздоравливай, Захар.
Когда наследник ушел, баронесса шагнула к окну-бойнице, скрестила руки на груди и вздохнула:
— Не знаю, как ты все провернул, но… прими мою самую искреннюю благодарность. Алеша прав — если бы ты отступился, нас бы уже пытали.
— Не за что, — охотник фыркнул. — У меня, кстати, все в порядке. Дыра в моторе — сущий пустяк, что комарик укусил. Спасибо за беспокойство.
— Я… — она понурила голову. — Извини. Столько всего произошло. Еще эти испытания прямо у нас на глазах… Мне тоже нельзя плакать? Или сделаешь исключение?
— Реви, сколько влезет — только где-нибудь подальше. Терпеть не могу плачущих баб.
— Странно. Я-то думала, ты обожаешь упиваться чужими страданиями. Не расскажешь, почему?
«Потому, что видел их слишком много», — чуть не ляпнул киборг, но вовремя осекся. Однако образы в памяти всплыли очень четкие — все эти вопли, мольбы, заломленные руки и преклоненные колени. Не трогай моего мужа/брата/сына/свата, забери все, забери меня,
— Мешают думать, — вместо этого произнес Захар. — Так чего вы пришли? Что-то случилось?
— Нет. Алексей хотел тебя проведать.
— А ты?
— А я жалею, что не могу придушить тебя подушкой.
Парень усмехнулся:
— Ну да, душить придется долго. Не думаю, что стражники дали тебе столько времени на свидание.
— Нас уже не водят под конвоем, — Ева слабо улыбнулась. — Просто запретили покидать дворец. До решения совета с нас сняли все обвинения.
— Рад слышать. Не зря коптил жопу на сцене.
Девушка прикрыла губы ладошкой, но все равно не удержалась от смешка:
— Ты грубиян, хулитель и мужик.
— Ага. Хулитель у меня знатный. Хочешь посмотреть?
— Фу! — Ева прильнула к окну, чтобы скрыть румянец на скулах, но от охотника такое не спрячешь.
— Ты покраснела. Я вижу твое отражение на стекле. А еще часто дышишь. И пульс высокий.
— Это потому, что мне страшно. Для нас ничего еще не закончилось.
— Когда страшно, тело холодеет. Тебя же, наоборот, бросает в жар. И мой тепловизор отлично показывает, где у тебя горячее всего.
— Прекрати! — насупилась подруга. — Я о серьезном хотела поговорить, а ты все опошлил.
— И о чем же?
— Об Алексее. Он сильно к тебе привязался.
— Могу поколотить его, чтоб побыстрее отвалил.
— Еще чего… С другой стороны, ему не помешал бы такой наставник, как ты. Отец всегда отличался мягкостью, а после смерти мамы совсем избаловал единственного сына. Я же вряд ли воспитаю из него настоящего мужчину. А без этого он пропадет и в обычной жизни, что уж говорить про Смуту. Даже не представляю, каково ему будет учиться в Академии, где порядки порой мало отличаются от волчьей стаи.
— Я-то не прочь подсобить, но, боюсь, мои методы тебе не понравятся. История про летучий корабль — не выдумка, а иначе я не умею.
Ева вздохнула и хотела что-то добавить, как вдруг над дворцом разлился тревожный бой набата.
— Только прилег нормально, — киборг нехотя встал и с хрустом потянулся. — Кстати, где моя одежда?
— Боги! — баронесса вспыхнула и резко отвернулась. — Прикрой срам!
Парень натянул кальсоны, просторную белую рубашку и холщовые штаны, что висели на спинке кровати.
— Опять с какого-то борова сняли, — вещи болтались в одних местах и до треска давили в других, но хорошо, что на такую фигуру нашли хотя бы это. — Что там за шум?
— Не знаю. Все бегают, суетятся…
Барышня не была посвящена в премудрости оперативной работы и потому не видела в беге и суете никакой закономерности. Захар же сразу подметил, что часть охранников заперла ворота и выставила внешний периметр, часть взяла под контроль все входы и выходы, а остальные старательно прочесывали территорию.