Бите-дритте, фрау мадам
Шрифт:
– Значит, вы продолжаете утверждать, что Панфилова не похищали? – Чернявый с проседью подполковник, прожигал меня глубоко посаженными глазками вот уже целых два часа. А до этого еще два часа меня допрашивал второй подполковник с лысиной на пол головы и серыми водянистыми глазами. А до этого… Короче, допрос длился уже шесть часов. Солнце, хорошо видимое в зарешеченное окно районного отдела внутренних дел, уже перевалило за полдень и все ближе подбиралось своими лучами к моим перемазанным глиной кроссовкам. А оба подполковника все ближе подбирались к сути.
– Ты понимаешь, что мы с тобой рассусоливать не будем? – проникновенно внушал мне лысый подполковник, ввалившийся вне очереди в кабинет. – Куда ты спрятала заложника? Отвечай!
Давно миновали те времена, когда я вжимала голову в плечи, заслышав громкую ругань соседа по переполненному автобусу, но и преуменьшать опасность было бы глупостью. Со мной действительно не будут долго мучиться, а предпочтут помучить меня. Как далеко смогут они зайти, и как далеко смогу зайти я в своем упрямстве и чувстве долга? Всеми силами стараясь отогнать от себя эту мысль, я продолжала твердить:
– Вы меня с кем-то путаете. Я никого не похищала. Вы же сами говорили, что якобы я в маске была. Тогда как эта долбанная журналистка могла меня опознать?
– А вот как! – Лысый схватился
– И вы задержали меня только на основании этих показаний? – я старалась говорить спокойно и размеренно. – Да мало ли кто может порезать себе ладонь. Она ведь видела мой шрам и шрам похитителя едва ли несколько секунд. Как она может утверждать, что один и тот же шрам?
– Значит, может, – вмешивается первый подполковник. – Гражданка Корнеева утверждает, что у нее фотографическая память. И после того, чему она стала свидетелем в незаконном детском лагере, организованном Панфиловым, ваш шрам она никогда не забудет. Кстати, о том нападении мы потом поговорим. А пока еще раз: где вы были вчера с половины одиннадцатого…
Мы толкли воду в ступе еще несколько часов. Из последних сил я удерживалась от того, чтобы не упасть с неудобного табурета. Зверски ныла спина, а жажда мучила так, что впору было выпить половину Байкала.
– Да зачем мне его похищать?! – мой истеричный выкрик заставил подполковников значительно оживиться. Чернявый, вон даже со стола соскочил, а лысый привстал с мягкого кожаного кресла.
Моему измученному мозгу потребовалось значительное время, чтобы сообразить, они просто приветствуют неслышно вошедшую в кабинет персону. И хотя нежданный посетитель находился точно за моей спиной, я уже догадалась, кого именно в РОВД встречают с таким почетом.
– А затем… – звучный голос Петра Петровича Иловского, памятный еще по пресс-конференции, не предвещал мне ничего хорошего, как и его разгневанный обладатель. – Тебе понадобилось похищать Панфилова, потому что за это похищение заплатила его жена.
Кажется, такое заявление внесло смуту даже в умы всякое повидавших подполковников. Не то, что в мою бедную измученную голову. Я смотрела на обманчиво спокойного Иловского и холодела при мысли, что он действительно верит в то, о чем говорит.
– Бред! – у меня еще нашлись силы фыркнуть в ответ.
– Да нет, не бред. – Иловский как-то плавно переместился за стол моих дознавателей, беспрекословно усевшихся на боковые стулья, и, перегнувшись через прожженную в нескольких местах столешницу, пояснил: – Я тут провел свое маленькое расследование и выяснил, что в семье моего партнера по сделке не все так безоблачно. Например, чудный ребенок – Пашка, как оказалось, не имеет никакого отношения к Алексею Панфилову. Он всего лишь сын его лучшего друга Николая Чинарова. Так что, исчезни сейчас бизнесмен Панфилов, его благочестивая женушка унаследует бизнес своего муженька и, наконец-то, сможет соединиться со своим любовником Чинаровым в новую крепкую семью. Настоящая мама, настоящий папа и общий сынок – не правда ли умилительно? Вот тебе и заплатили за то, чтобы ты похитила того, кто тебе доверял!
– Вздор, – я хотела, было, рассмеяться, но смех умер не родившись. – Если бы Саша хотела избавиться от мужа, то не стала бы мне платить за его похищение. Достаточно было вколоть ему тонюсенькой иглой дозу инсулина, и она уже вдова. Так что…
Тут в моем пересохшем горле что-то скрипнуло, не дав закончить фразу. Мама дорогая, как же я не догадалась раньше! Тот случай в кафе! Иловский не имеет нему никакого отношения. Стал бы он городить такой огород, если бы просто хотел избавиться от Панфилова? А если не хотел избавляться, то… Ой, Саша-Саша, безутешная жена. Как же ловко ты обманула всех нас! А Николай? Он не мог не знать, что она собиралась сделать. Или мог?
Я уже наполовину придумала обличительную речь, которую собиралась произнести перед преступной парочкой, когда Иловский не выдержал:
– Ты скажешь, где спрятала его, сука?! Не понимаешь, кому дорогу перешла?! Думаешь, что с тобой будут церемониться? Ошибаешься. Сегодняшняя ночь запомнится тебе надолго. И рада будешь забыть да не сможешь!
Неожиданный резкий удар свалил меня вместе с табуретом. Машинально прикрыв лицо, я сумела увернуться от ботинка летевшего мне прямо в переносицу, зато получила пинок в правую почку. Лысый подполковник стоял надо мной, разминая кисти, и улыбался так, что скулы сводило в ответном волчьем оскале. Я понимала, что сопротивление только добавит им злости, но ничего не могла поделать с ненавистью, уже начавшей превращать тело в бесчувственное орудие убийства. Так что второй удар чернявого пришелся по валявшемуся на полу табурету. Я была уже на ногах, и все могло бы кончиться для меня (и не только) очень плохо, но осторожный стук в дверь остановил подавшихся ко мне блюстителей закона.
– Товарищ подполковник, – обратился к лысому, вошедший лейтенант. – Вот. Товарищ капитан велел вам передать.
Печатный лист, расчерченный ровными строчками, лег на стол, над которым тут же склонились обе подполковничьи головы.
–..! – выругался чернявый. – Он, что, с кресла своего упал? С какой стати?
– Что там? – нахмурился воротила игорного бизнеса, окидывая милиционеров тяжелым взглядом.
– Постановление прокурора. Ее отпускают под подписку.
Надежда, вспыхнувшая в моей душе, могла превратить здание РОВД в кучку мелкого пепла.
– Ерунда, – Иловский угрожающе приподнялся над стулом. – Прокурора нет в городе. Я точно знаю. Он в вип-городке справляет день рождение дочери.
– Подписано сегодня, – лысый с сомнением покачал головой. – Бланк, печать… Все по форме.
– Так вы, что, собираетесь отпустить ее?! – густые брови Петра Петровича поползли вверх.
– Ну… – протянул чернявый. – Вроде обязаны…
– А если постановление придет к вам только завтра… – предложение Иловского безжалостно стянуло меня с небесных облаков на грешную землю. Одной ночи проведенной в этих стенах мне хватит, чтобы остаться инвалидом на всю жизнь. Если, конечно, я не дам им то, что им нужно – Панфилова. Но тогда срок за похищение человека мне обеспечен. Вот и выбирай из двух зол…
– Э-э-э, товарищ подполковник… – лейтенант переминался с ноги на ногу. – Так ведь все уже зарегистрировано…
– Как зарегистрировано? – лысый резко повернулся к нему. – Я ведь Маринку уже два часа как домой отпустил. Она при мне ушла.
– А ее адвокат привел. Вот она и зарегистрировала. И постановление он принес.
– Что?! Кто?! – удивленное мужское трехголосье прозвучало на редкость слаженно.
– Адвокат, – лейтенант даже попятился. – Вот этой адвокат. У него и бумага есть, что он ее интересы представляет.
Звонок мобильника в повисшей тишине, прозвучал в два раза громче, чем обычно.
– Алло, – чернявый поднес трубку к уху. – Да. Да. Но… Я понял. Да. Договорились.
– Прокурор? – сообразительности господину Иловскому было не занимать.
– Угу, – кивнул слегка обалдевший подполковник. – Придется отпустить. Сейчас. Это сколько же ему забашляли если он на такое пошел?
– Интересно… – Иловский смотрел на меня теперь совсем по-иному. – И кто же твоя крыша?– Господь бог, – просветила его я, пытаясь справиться с подступившей паникой. Почти также сильно, как обещанной мне кошмарной ночи, я боялась встречи с человеком, который меня от нее избавил.
Коридор РОВД закончился слишком быстро. Следуя за лысым подполковником, я успела пробормотать про себя «мама дорогая» всего четыре раза прежде, чем попала под прицельный огонь чуть прищуренных зеленых глаз. Павел Челноков собственной персоной нетерпеливо мерил холл райотдела.
– Ты что ли ее адвокат? – шедший последним Иловский почему-то оказался впереди.
– Ну, я. – знавшие Павла также хорошо, как его сбежавшая невеста (в смысле я), должны были бы насторожиться. Но Петр Петрович Иловский не принадлежал к их числу.
– А ты не нукай, – прорычал он, выходя из себя. – Еще посмотрим, чья возьмет. Алексеич!
Лысый подполковник кашлянул и вышел вперед:
– Ваши документы, гражданин адвокат.
– Всегда пожалуйста, – Павел протянул милиционеру черную папку. – Паспорт. Удостоверение Коллегии адвокатов. Письменное согласие госпожи Евсеевой, с тем, что я защищаю ее интересы, действительное по февраль следующего года.
Подполковник бегло пролистал документы и, бросив быстрый взгляд на Иловского, объявил:
– Согласно постановлению прокурора района, гражданка Евсеева отпускается на время следствия под подписку о невыезде. Завтра в девять утра я вызываю ее на допрос. Кабинет номер двадцать три. Повестку сейчас оформят.
Молодая девушка отделилась от стены и пошла по коридору, громко цокая подкованными каблучками. Наверное, секретарша. Эта… Марина. Странно, что я не заметила ее сразу. Вру. Ничего тут нет странного. Потому, что здесь и сейчас для меня существовал только один человек, от которого я не могла оторвать воспаленных глаз. Однако моего бывшего жениха сейчас больше интересовала подтянутая фигура господина Иловского. А также три его телохранителя, переминавшихся на освещенном сильной лампой крыльце.
Неизвестно чем кончилась бы эта игра в гляделки, но тут секретарша Марина принесла, наконец, свежеотпечатанную повестку, в которой я машинально расписалась.
– Все. Пошли, – Павел крепко ухватил меня за руку, и как упирающуюся капризную девчонку потащил за собой к выходу.
Новенький черный «Опель», поджидавший нас у крыльца, являлся объектом пристального внимания дежурных милиционеров и телохранителей Иловского. Так что садиться в него мне пришлось, под обстрелом косых завистливых взглядов. Похоже, в нашей стране автомобиль оставался для мужского пола не только средством передвижения, но и предметом некоего непонятного женщинам культа. Бодро рыкнув мотором, «Опель» выдохнул в любопытных даже не дымок, а всего лишь горячий воздух, и укатил прочь от моих мучителей.
Только, когда мы отъехали от райотдела на несколько кварталов, я сумела выдавить:
– Куда мы?
– А ты как думаешь? – Павел не отрываясь, следил за дорогой. – В гостиницу, конечно.
– И сколько номеров ты собираешься заказать?
– Я так понимаю, что ответ «два» устроит тебя гораздо больше. Женщинам всегда нужно чего-то больше. Больше миллионов, больше квадратных метров, больше сантиметров…
Он ждал, что я зацеплюсь за последнее слово, и явно готовился к обличительной речи, но мне гораздо интереснее было узнать…
– Как ты меня нашел?
– Тебя волнует только это? – Похоже, вулкан просыпался, грозя похоронить меня под толстым слоем обвинений и оскорблений.
– Много чего волнует меня в этом мире. В том числе и это. – Если он не сменит тон, наш разговор прервется не начавшись. – Неужели, стоит тебе только захотеть, и ты с легкостью найдешь меня, как бы я ни пряталась?
– Если ты будешь продолжать пользоваться своим сотовым, то да, – Павел свернул в до безобразия темный проулок и остановил машину. – В каком веке ты живешь, Ника? Ведь это же проще простого, нужно только знать, кому из сотовых операторов заплатить. И сколько… Вот я и заплатил. И даже подумал, что ошибся. Что ты перехитрила меня и действительно продала телефон на Казанском вокзале. Даже представить себе не мог, что ты будешь делать в этом захолустье вместе с твоим… – Он вовремя проглотил вертевшееся на языке слово. – Скажем так: с твоим первым женихом.
Павел смолк, ожидая моего чистосердечного признания, и не дождавшись, продолжил:
– Ты знаешь, что со мной было, когда я прочел твою записку? – голос его звучал почти буднично, но именно почти.
– Не знаю.
– И я не знаю. Просто не помню. Если бы ты тогда попалась мне под руку… Наверное, это отцовские гены проснулись. Не даром твой… батю Мавром называл. Никогда не думал, что из-за бабы… Я ведь вообще-то не ревнивый…
На меня накатил приступ истерического смеха. Я тихонько хихикала, пока отвернувший от меня Павел продолжал свою исповедь.
– Я хотел тебя забыть и не мог. Вот как половину особняка батиного разгромил не помню, а тебя… Ты ко мне в каждом сне приходила… Если только удавалось уснуть. Спасибо Эльке. Пока я с ума сходил, она целое расследование провела. Однажды растолкала меня среди ночи и заявила, что ты не могла уехать по собственной воле. На мое нечленораздельное бормотание: почему? ответила, что иначе ты обязательно забрала бы с собой любимый итальянский лифчик и коллекцию украденных из ресторанов ложек. Она, понимаешь, весь дом перерыла, но сделала полную опись твоих оставшихся вещей! Я смеялся долго. Почти до утра. А потом решил найти тебя. Чтобы ты мне сказала в глаза… Короче, приезжаю сюда сегодня утром, захожу в какую-то забегаловку на окраине, кофе выпить… Почти сутки за рулем… А там по телевизору в местных новостях передают криминальную хронику. И твоя фотография во весь экран. Типа, не проходите мимо! Ну, я и не прошел – побежал. За день весь город оббегал. По всем кабинетам. И даже ресторанам. Прокурор уж больно идейный оказался. Сломался только после шести нолей.
– Опять деньги! – вырвалось у меня. – Правы были древние греки: Земля наша на трех китах держится. Сила. Деньги. Власть. Ненавижу! И тебя ненавижу. Всех вас мужиков ненавижу! Сила, деньги, власть. Вот что вам нужно. И больше ничего. Думаешь, купил меня? За миллион деревянных рублей? Думаешь, я тебе в ножки поклонюсь?
– А-а-а… – недобро протянул, мой неудавшийся жених. – Так ты хотела с этими ментами наедине остаться? На всю ночь? Выходит я тебе весь кайф обломал? Ты уж прости меня, дурака, больше не повторится…