Благословенный. Книга 6
Шрифт:
— Я готов! Располагайте мною!
— Вот письмо. Надобно поставить на них печать Вашего Высочества и отправить его с людьми их подшефного Вашего полка. Всё должно пройти быстро и очень тайно — никто не должен знать об их миссии!
— Я сделаю это. Но, скажите бога ради — как королю переместится в Лондон? Я не командую флотом, и не смогу послать его для прорыва блокады!
— О, на сей счёт Вашему Высочество совершенно не следует беспокоиться! Судно для бегства короля подготовят мои друзья в Бостоне. Это надёжная, быстрая американская шхуна, способная избежать всех опасностей морского пути.
— Располагайте мною, сударыня! — принц уже едва не плакал, растроганный столь редкостным добросердечием своей пассии,
— Ах, вы настоящий рыцарь, Ваше Высочество! — экспансивно вскричала молодая женщина, сама заливаясь слезами. — Невозможно передать словами, сколь тяжкий груз вы снимаете с моей души! Как только добрый король Фридрих-Вильгельм и его очаровательная супруга окажутся в безопасности, уверена, они припадут к стопам Вашего Высочества, вознося небу хвалы за то, что оно послало им Ваше Высочество, принявшее столь благотворное участие в их судьбе!
— Но, сударыня, могу ли я надеяться? — скромно произнёс принц, пытаясь вернуть даму к теме предыдущего разговора, интересовавшей принца много более судьбы какого-то недотепы с Континента. И, конечно же, дама женским чутьём тотчас же поняла настрой своего могущественного визави… Бросив на Джорджа томный взгляд прекрасных заплаканных глаз, мадам Жеребцова произнесла грудным голосом, способным, казалось, растопить все ледники Гренландии, а не то что одно-единственное мужское сердце:
— Ах, Ваше Величество! Какие могут быть сомнения? Своей добротой вы возвращаете меня к жизни! Как только произойдёт чудесное спасение милых Гогенцоллернов, моя страдающая душа, непременно найдёт упокоение, и я — как знать? — может быть, вновь смогу веселиться, смеяться и любить! А моя благодарность Вашему Высочеству поистине не будет иметь границ!
Разумеется, уже через два часа нужное письмо было подписано, скреплено печатями, и вручено двум лучшим офицерам 10-го Собственного Принца Уэльского драгунского полка, спешно направлявшимся на континент…
Глава 15
Наконец, на следующий день, пересаживаясь из коляски в седло и обратно, прекрасным августовским утром мы достигли столицы Саксонии. Проехав насквозь через большой густой лес, где пели птицы, и молодые олени играли на дороге, мы выехали на равнину, и тут вдруг открылся мне Дрезден в большой, просторной долине. На левой стороне от дороги перед нами раскинулась тихая, кроткая Эльба и, за нею — цепь высоких холмов, покрытых леском, из-за которого, среди усеянных цветами полей, возвышались кровли рассеянных тут и там домиков и шпицы башен. Вечернее солнце кроткими своими лучами освещало эту прекрасную картину Зеленые холмы на одной стороне реки, величественный город, и обширная плодоносная долина создали Дрездену великолепный вид. При первом взгляде он показался мне даже больше Берлина.
Дрезден едва ли уступает Берлину в размерах и внешней отделке домов, и только улицы здесь гораздо уже. При этом, как ни странно, в Дрездене насчитывается лишь около 35 тысяч жителей -: очень не много, принимая во внимание обширность города и размеры домов! Впрочем, возможно, что это правда: на улицах мы видели совсем немного людей, и на редком доме не прибито объявления об отдаче внаем комнат. В некоторых местах города еще были видны следы опустошения, произведенного в Дрездене прусскими ядрами в 1760 году.
Испытывая с дороги изрядный голод, мы с Николаем Карловичем заехали в ближайший трактир, где уже накрыт был стол. Нам подали пивной суп с лимоном, жареную телятину, салат и масло, за что взяли после с каждого, переводя на русские деньги, копеек по сорок.
Из трактира мы немедленно проследовали в знаменитейшую местную картинную галерею, что по праву почитается одною из первых в Европе. Пройдя сквозь караул из русских гренадёров на входе, мы вошли в это просторное хранилище самых великолепных произведений
Одно только перечисление всех картин и мастеров заняло бы, наверное, целый день: тут были картины Карраджио, среди которых особенно выделялась знаменитая «Ночь», Микеланджело, «Воскресшение» Веронезе, его же «Похищение Европы». Здесь же были Карраччо, Тинторетто, Боссано, Джиордано, мясисто-целлюлитные творения Рубенса, чудесного предтечу импессионистов Ван Дейка и многое другое. Самые лучшие картины перешли в Дрезденскую галерею из коллекции разорившегося герцога Модены; в их числе, например, Корреджиева «Ночь». Август III, польский король и курфюрст Саксонии, был великий любитель живописи и не жалел денег на покупку хороших картин. С особым вниманием я рассматривал знаменитейшую Мадонну с младенцем Рафаэля — как считается, это лучшее произведение итальянского мастера.
В галерее мы провели почти целый день. От картин перешли к фарфору, от фарфора — к гравюрам, среди которых имелось множество прекрасных творений Дюрера. Затем испуганный смотритель провёл нас в так называемую зеленую кладовую (das Grune Gewolbe), или собрание драгоценных камней, про которую в один голос говорят, что ей в целом свете едва ли есть нечто подобное; даже я, много чего уже повидавший, был впечатлён! Раньше, чтобы взглянуть на этот блестящий кабинет саксонского курфюрста и после рассказывать всем, какие редкости ты видел, надобно было заплатить голландский червонец — флорин. Мне сразу невольно вспомнился алмазный кабинет бабушки Екатерины, что и в каком недоумении она бы оказалась, предложи ей кто-нибудь зарабатывать таким образом.
Вечером мы побывали в саду, который называется Цвингер Гарден, и который хотя невелик, однако ухожен и приятен, как и вообще всё в Саксонии. В Дрездене шла своя обычная жизнь и почти не видно следов нашей оккупации, лишь на заставах столи русские солдаты, а на площади перед дворцом Цвингер играл военный оркестр.
Заночевали мы в доме коменданта Дрездена, полковника Тучкова. Всё семейство его было страшно взволновано столь высокородным гостем. Нас встретила женщина лет в сорок, почтенного вида, и молодая девушка лет в двадцать, не прекрасная, но миловидная и нежная. «Вот все мое семейство!» — представилих полковник, и я поцеловал руку у той и другой. Обед был самый умеренный, однако ж и не голодный. Хозяин и хозяйка довольно непринуждённо расспрашивали меня о моём путешествии и впечатлениях от Германии, и вопросы их были так умны, что ответы не приводили меня в затруднение. Полковник оказался любителем и знатоком литературы, и, услышав про мою встречу с Шиллером и Гёте, за бутылкою старого рейнского вина, которую принесла нам сама хозяйка, говорил с великим жаром о творениях этих немецких поэтов. Ну что же, если сами немцы любят своих литераторов хотя бы вполовину так же, как уважают их русские образованные люди, моя пропаганда, изрекаемая сейчас их устами, должна имеет несомненный успех!
На следующий день посетили мы Дрезденскую библиотеку. Это третья наиболее достойная примечания вещь в Дрездене после картинной галереи и «зеленой кладовой», так что всякий путешественник, имеющий некоторыепретензии на ученость, считает долгом видеть ее. В нашем случае, осмотр состоял в том, что бы бросить взгляд на огромные ряды переплетенных книг и произнести: «Какая огромная библиотека!» Между греческими манускриптами показывают весьма древний список одной Эврипидовой трагедии, проданный в библиотеку бывшим московским профессором Маттеем; за сей манускрипт, вместе с некоторыми другими, взял он с курфюрста около 1500 талеров.