Блатные из тридевятого царства

Волков Валерий

Сомкнув ряды, мы дружно пятились к лесу. Противник бросился на перерез. Пришлось выбирать: либо ринуться в лобовую атаку и геройски погибнуть, либо взобраться на холм, что высится прямо за хутором и организовать оборону там. Микула предпочел второй вариант. Оно и правильно. Из двух кастрюль я тоже всегда выбираю ту, где борщ.

Мелькают в воздухе колья, трещат рогатины, шишки и синяки плодятся как кролики. Так, под хруст своих и чужих ребер, мы забрались на вершину. Выбранная для обороны позиция была идеальной -- склоны достаточно круты и для прямой атаки не пригодны, с тыла нас

прикрывает болотина. Единственное удобное для подъема место слишком узкое, чтоб разом пропустить больше двух человек. Эта неприступная крепость имела один недостаток -- отступать дальше некуда.

Ванька и Васька с оглоблями на перевес заняли пост у тропы. Через пару минут пыл преследователей угас. На узенькой дорожке численный перевес роли не играл. Крестьяне, потирая ушибленные бока, откатились вниз, но по домам расходиться не торопились. Они прекрасно понимали -- штурмом нас не взять, а вот измором... Захотим есть, пить -- сами спустимся.

Наше положение осложнялось тем, что при поспешном бегстве никто не озаботился прихватить даже воды. О животе ли думать, когда кости трещат.

Утренняя прохлада быстро сходит на нет. Ленивое августовское солнце плавит камни. Организм требует воды, а вершина холма лысая, как яйцо, даже тени не найти. И на небе ни облачка.

Кузнец Сорока, обойдя валуны, спустился по камням к болоту, но желудок отказался принимать мерзкую протухшую жижу. День-два мы могли еще выстоять, а после? Святым духом людей не накормишь. Сюда бы Лёньку, ей-богу, на гуляш пустил бы.

Наши враги устроились с комфортом, в теньке под березками. Лежат, кулаки кажут. Несколько мужиков на хутор сбегали, добыли браги и овощей свежих. Хорошо им, устроили пикник с выездом на природу.

Я осмотрелся. Вроде все целы, серьезных ранений нет. У Евсея губа разбита, Федька бок массирует, видать колом прилетело. Хмурый сотник облокотился на валун. Рубаха порвана, на плече ссадина кровоточит. Я уселся рядом. Микула хмыкнул и спросил:

– - Чего делать будем, Пахан?

– - Может, посидят, да по домам разойдутся, -- предположил я. Сотник криво улыбнулся:

– - Сомневаюсь.

К нам подсел Кондрат Силыч, достал кисет, проворные пальцы быстро скрутили цигарку. Запахло самосадом. Выпустив пару колец, дед Кондрат сказал:

– - Чего головы повесели? Выдюжим. Годков пять назад со мной случай приключился. К Лизоньки мама приехала, стало быть теща моя. Все чин-чином, встретили, чаем угостили, смотрю -- домой не собирается. День не собирается, второй. Дай-ка, думаю, по грибы ее свожу, все польза. Места ж у нас знатные, в прошлом годе лесник заблудился, до сих пор не нашли. Ну, уговорил кое-как. Пока Лизанька на базар бегала, мы и сподобились. Оделся потеплее -- январь месяц все же, снегу в пояс. Пошли.

За околицу вышли -- темнеется. Гляжу, теща засомневалась, увязла по уши в снегу и домой просится. Что вы, говорю, мама, за тем оврагом что ни наесть, самые грибные места начинаются. А дальше, прям, кто сглазил -- заблудились. Я-то чудом через часок к дому вышел, а она чтой-то нет. Толи грибов набрала -- донести не может, али еще чего, про то не ведаю.

Лизку раньше времени расстраивать не стал, сказал, мол, нагостилась

мамуля и восвояси подалась. И надо же, к утречку, в аккурат петухи петь собрались, теща явилась! Я уж извелся весь, думал, случилось чего, нет же, язви ее, заявилась, слава тебе Господи. Еще и с претензиями: "Весь лес облазила, а грибов не нашла".

Гляжу, Лизонька с лица сменилась и на двор, там коромысло у ей завсегда приготовлено. А я ж знаю -- поводу рано идти. Схватил тещу в охапку и как щитом прикрываюсь. Лизавета с какой стороны не зайдет -- везде мамуля. Чем бы все кончилось -- не знаю, но когда я пообещал маму за ягодой сводить, Лизка утихомирилась. Вспомнила видать, что год на клубнику неурожайный. Уж ежели я опосля того выжил, то нынче и подавно выкрутимся.

– - Выкрутимся, -- кивнул Микула Селянович, -- как стемнеет, на прорыв пойдем. Второй день такого солнцепека не выдержать. Если обессилим, они нас голыми руками возьмут.
– - На том и порешили.

К обеду настроение падает до нуля. Хоть бы ветерок подул, все легче. У подножья противник развел костры, вместе с дымом доносится аромат похлебки. Мы шмыгаем носами и потуже затягиваем пояса. Жара усиливается. Градусов тридцать пять не меньше. Караси на сковороде чувствуют себя лучше, чем мы. Там хоть масло шваркает. Боясь словить тепловой удар, я снимаю рубашку и повязываю на голову.

– - Умно, -- кивает Микула, -- так и сделаем. Перед боем обвяжем лбы белыми тряпками, чтоб в темноте своих от чужих отличать.

Часа через три дышать стало легче. Кореша приободрились, погибать никто не собирался. Я завидовал их оптимизму. С похмелья, да не жравши, булавой сильно не помашешь. Не к добру ныли ребра, вряд ли к перемене погоды, видать от предчувствия.

Едва солнце зависло над березовой рощей, мы начали готовиться к прорыву. План прост. Да и что можно придумать в нашем положении. Рвали нательные рубахи на ленты и вязали косынками на голову. К началу тропы подкатили два валуна, им первым предстояло спуститься вниз и проложить дорогу. А дальше как Бог даст. Осталось дождаться темноты.

За час до заката над нашей Голгофой повисла тишина. И нервное напряжение перед сражением здесь ни причем. Мы с изумлением таращилась на дальний склон холма. По камням, пыхтя и отдуваясь, шел человек. Один. Со стороны болота. От неожиданности у меня даже ребра перестали вибрировать. Человек подошел ближе и подал голос:

– - Санька, ты живой? Покажись!

– - Живой, дед Свирид, живой!
– - Крикнул я и побежал к старику.

– - Слава тебе Господи, -- перекрестился дед.
– - Эко вас обложили, еле пробрался.

– - Как сумел?

– - Всю жизнь здесь живу, все тропки на болоте знаю и вас выведу.

Всем скопом спустились к болоту. Дед Свирид уверенно шагнул в вонючую жижу. Отошел на метр, оглянулся и сказал:

– - Идти след в след. Глубже пояса не будет.

Мы толпились у края. Последовать за Свиридом никто не решался. Васька надулся и пробубнил:

– - Я, пожалуй, назад пойду. Лучше на твердой земле по загривку получать, чем в топляке сгинуть. Дед уж иссох весь, в нем веса -- борода одна, его и ряска выдержит, а подомной скамейки дубовые трещат.