Блатные из тридевятого царства
Шрифт:
Через четверть часа князь лично явился взглянуть на воскресшего штрафника. Слуга провел меня в большую комнату, застланную коврами. Кроме резных подоконников, кресла-трона, да двух лавок иной мебели не имелось. Вошел разодетый придворный и громогласно известил:
– - Их Сиятельство Великий Князь Старобок, Божьей милостью повелитель пресветлого града Северца, а так же тридцати деревень, двух хуторов и прочее, и прочее!
Пришлось подняться. Изрядно помятый князь вошел в горницу в тапочках на босу ногу, красная накидка не скрывала полосатой пижамы. Усевшись
– - Ежели из-за пустяка какого потревожить изволил, то сам понимаешь, головы не сносить, излагай.
– - Ваша Светлость, -- начал я, вдохновленный его приветствием.
– - Великий Князь, Божьей милостью повелитель...
– - Ты, это, -- перебил Старобок, -- давай без титулов, чего там стрельцу брехал?
Мой доклад был краток и обстоятелен. В конце я передал совет сотника:
– - Микула Селянович советует в ближайшее время посольств к Еремею не слать.
– - А чего их слать, -- ухмыльнулся Старобок, -- они сами приперлись. Вчера в полдень прибыли. Самую малость вы с ними разминулись. Еремей мужик хозяйственный, своего не упустит. Пятнадцать человек прислал, такой же сброд, как и вы. Можешь полюбоваться, в гостевой на лавках валяются. Похмельем опосля вчерашнего маются. А я вот голову ломаю -- толи опохмелить, толи -- плетей всыпать.
– - А чего так?
– - Спросил я.
– - Или Еремей ту землицу в одного пользовать собрался?
– - Да нет, -- ответил князь, хитро щуря глаза.
– - По совести предлагает -- год мы, год они. Да только если он посольство раньше снарядил, стало быть, ему тот лужок нужней, а коли так -- грех не повыеживаться. Ну, да ладно. До обеда время есть. Подумаю, как быть. Ты мне лучше скажи, сколь человек на вас напало?
– - С пол сотни, не меньше, -- честно ответил я.
Князь нахмурился, под окладистой бородой дрогнули скулы.
– - А с кем же тогда Лёнька бился?
– - С лосем, -- сказал я.
– - Эй, кто там есть!?
– - рявкнул Старобок.
– - Живо ко мне Лёньку, дьяка и палача!
В княжеских хоромах поднялась суета. По коридорам бегали стрельцы, кто-то охал, скрежетала сталь. Через пять минут в комнате стало не протолкнуться. Последним явился господин граф.
– - Садись, -- кивнул Старобок Ивашке, -- приготовь бумагу и чернила.
– - Благодарствую, -- отмахнулся тот, -- я лучше стоя.
Князь сурово глянул на племяша:
– - Ну, полководец заморский, поведай еще раз, как в одиночку взбунтовавшихся еремеевских мужиков извел!
Лёнька приосанился, расправил плечи и бодро отчеканил:
– - Вскочил на коня и в атаку. На право мечом махну -- сто голов с плеч, на лево -- девяносто, а потом выхватил булаву...
– - тут граф заметил меня, -- и сам себе по темечку как дам! А дальше не помню, -- закончил он бледнея.
Старобок побагровел, атмосфера накалилась до предела, муха, летящая под потолком, свалилась замертво.
– - Вчера таких подробностей не было. Сколько ж ты народу положил, тыщу аль поболе?
– - Точно сказать не могу, провалы в памяти, -- покрылся Лёнька потом, -- но врать не буду, наверно меньше.
– - Ничего, палач вылечит, -- заверил князь.
– - Он хоть по заграницам не обучался, но специалист по головным болезням редкостный.
– - Дядя!
– - Взмолился Лёнька.
– - Помилуй Христа ради!
Дьяк, видя такой оборот, счел нужным заметить:
– - Эх, Леонид, Леонид, предупреждал я тебя. Служить надо верно, со всем старанием. Тебе такую честь оказали, а ты кормильца нашего обмануть вздумал. Когда казнить будем, Ваша Милость? Мне думается -- тянуть не стоит. Если поторопимся, то в обед уже и поминки отыграть успеем.
– - У-у, -- завыл Дебил, -- кого слушаете, это же Пахан, он мужиков на бунт подбивал, на меня покушался, предательство задумал!
Мне стало смешно, а зря. Старобок жутко нервничал. Жестом остановил стрельцов, которые вцепились в Лёньку и уставился на меня. Граф, брызгая слюной, все злоключения посольства свалил на мою голову.
– - Измена!
– - Взорвался Старобок.
– - Клевета!
– - Парировал я
– - На графа покушался?
– - Как можно!
– - А с дерева веревками -- это не покушение!
– - Напомнил Лёнька.
– - Было?
– - Ел меня глазами Старобок.
– - Так не по злому умыслу...
– - Взять его!
– - Рявкнул князь.
Тут Ивашка заблеял, подливая масла в огонь:
– - А я говорил, предупреждал, Ваша Милость, этот Пахан еще тот фрукт! Он и меня отравить пытался. Как такого злодея земля носит? Это ж надо -- светлое имя наследника Вашего, Светлейшего графа Леопольда де Била опорочить хотел. Героя, заступника веры и отечества.
– - Пахана первым на плаху, -- сказал, как отрезал князь.
– - Опосля Лёньку.
Что я мог сказать в свое оправдание? Да ничего. Мне и рта не дали раскрыть, заломили руки и поволокли вслед за палачом. Как все-таки изменчива судьба, в одну минуту из обвинителя в обвиняемого превратился, даже хуже -- в приговоренного. И самое обидное -- дьяка на последок порадовать не мог. От болотный воды раскис листок с его "чистосердечным" признанием.
Десятки любопытных глаз, в некоторых и сострадание, провожали меня в последний путь. А он не долог, всего-то тридцать шагов от крыльца до плахи. Палач попробовал острие топора и остался доволен. Заботливые руки стрельцов уложили мою голову на сосновый пенек.
На помост взобрался Ивашка и, не пряча счастливой улыбки, зачитал указ: "Приговорить за бунт и измену пришлого Сашку Мухина, именуемого в народе Паханом к смертной казни". Дата, подпись -- все как положено.
– - Покайся, соколик, облегчи душу.
– - Да иди ты!
– - огрызнулся я, собрав в кулак всю силу воли.
– - Зря ты так, -- обиженно засопел дьяк.
– - От церкви щас отлучу, предстанешь нехристем пред Создателем, стыдно будет.
Нервишки у меня дрогнули, но хватило мужества ответить достойно, добавив кое-чего покрепче. Дьяк отшатнулся и поспешил укрыться за княжеской спиной. Сверкнул топор, я зажмурил глаза, но Старобок дал отбой.