Блатные из тридевятого царства
Шрифт:
Колеса заскрипели, но не успели сделать оборот, раздался голос, от которого заломило зубы:
– - Господин Пахан! Господин Пахан! Туточки вас спрашивают! Вылезь из-под телеги, покажись людям! Негоже православным врать. Покайтесь братья пока не поздно, возлюбите стрельцов, как я Пахана, иначе гореть всем в аду...
И чего я Лёньке язык не отрезал, хотел же...
Кто-то ухватил коня за узду, метнулись назад лакированный сапоги, я смачно плюнул и выполз на дорогу. У подскочившего писаря округлились глаза, рыжие веснушки побледнели, а затем
– - Ты...
– - прохрипел он сдавленным голосом, оттопыренное ухо задергалось.
– - Ага, -- кивнул я, вытряхивая из-под сарафана солому.
– - Наверху жарко сильно. У нас все послы так в жару ездят. Не знаешь, зачем князю понадобился?
– - Ни князю, княгине...
Настал мой черед бледнеть. Ноги дрогнули, я облокотился на телегу. Вот оно значит как...
– - Отпусти, а...
– - попросил я.
– - Не могу, -- качнул головой служивый.
Стрельцы подхватили меня под руки, на суровых лицах ехидные улыбки.
– - Переодеться дайте!
– - взмолился я.
– - Некогда, -- отмахнулся писарь.
– - Не знаю, зачем надобен, но уже два раза гонец прибегал, велено доставить как есть.
Врал сопляк, по глазам видно. От его растерянности не осталось следа. Вернувшиеся на место конопушки светятся счастьем. Злопамятный падла, я над ним при одном князе хихикал, он меня пред всем миром на посмешище выставить решил. Кореша напряглись, Ванька с Васькой на оглобли косятся, того гляди, отламывать начнут. Учуяв неладное, десяток стражников у ворот ощетинились пиками. Я обреченно пробурчал:
– - Спокойно, без истерик... постараюсь управиться быстро.
Меня впихнули в подскочившую пролетку, кучер взмахнул бичом и лошадь резво рванула вперед. Втиснутый меж стрельцов я исхитрился натянуть платок на глаза, а с обочины уже неслось:
– - Никак воровку заарестовали! Добрая кума, жаль живет без ума...
– - На рожу-то глянь, такая воз опрокинет -- два соберет. Он как стрельцы стерегут, глаз не спускают, видать -- проворна Варвара на чужие карманы!
Я сжал зубы. Писарчук ерзает по сиденью, гогочет, аж веснушки на носу подпрыгивают, стрельцы в бороду смешок прячут. Глумятся паразиты. Слава Богу, кучер не при делах, знай себе, нахлестывает лошадку. Когда добрались до княжеского двора, я готов был в ноги ему кланяться за скорость.
Через знакомую дверь провели в дом и пихнули в чулан под лестницей. В замке ворохнулся ключ, я остался в полной темноте. Нашарил в углу какую-то бочку, уселся, подпер голову кулаком.
Ждать пришлось недолго. Опять проскрипел несмазанный замок, дверной проем загородила женская фигурка, знакомый голос с укоризной произнес:
– - Котик, ты зачем сбежал?
– - Пожар в посольстве приключился, вот и пришлось торопиться, -- соврал я.
Теплая ладонь нашарила мою руку и потянула за собой. Вышли на свет. Княгиня обернулась и оторопела, узкие брови взметнулись на лоб, нижняя губа наскочила на верхнюю, от блудливой улыбки не осталось и следа.
– - Господин посол, вы это чего? Вы это в чем?
– - Говорю же -- пожар, все сгорело, что осталось, то и надел.
Лицо княгини обмякло, в тонкие губы вернулась кровь. Она состроила шаловливую гримасу и томно произнесла:
– - А это даже пикантно -- господин посол и в женском сарафане. В таком случае я надену камзол стрельца, это так возбуждает... Котик, твой рассказ о пожаре напугал меня, потрогай, как трепещет девичье сердце.
Княгиня подалась вперед и приперла меня к стене. Покоряясь неизбежному, я прошептал:
– - Сударыня, ну не здесь же!
– - Пойдем в спальню, -- мяукнула она.
– - А если Пиримидон?
– - Ну, что ты, -- хохотнула княгиня.
– У князя нынче приемный день, с обеда до ужина челобитные от народа принимает.
– - А если писарчук доложит?
– - не сдавался я.
Княгиня задумалась и, сверкнув глазищами, дерзко заявила:
– - И что с того? Может, вздумалось мне с послом о жизни заморской посудачить. К мамане в комнату пойдем. Там кровать -- конь с телегой развернется. Пиримидон туда точно не сунется.
– - А чего Нинель Абрамовна скажет? Я человек государственный, мне огласка ни к чему.
– - Она побежала с плотником ругаться, ручаюсь -- это надолго.
Поднялись на второй этаж, я в платок укутался, один нос торчит. Прошли через огромную светлицу, судя по убранству парадную. Навстречу попалась девка с тряпкой, завидев княгиню, сломалась в поклоне, я, не мешкая, прошмыгнул мимо. Из большого коридора свернули влево и уткнулись в массивную дверь. Дошли, слава тебе Господи. Я ввалился внутрь, дрожащая рука сорвала с головы промокший от пота платок.
В опочивальне Нинель Абрамовны царил легкий беспорядок: простыни на кровати смяты, одно окно задернуто занавесками, на втором они сорваны, под столиком три женских туфли и все разного цвета. Но в целом весьма уютно, пол застлан узорчатым ковром, в дальнем углу трехъярусный комод, с боков сундуки, вся мебель из темного ореха и если бы не светлый липовый шкаф меж окон, я бы решил, что стареющая дама имеет вкус.
Княгиня едва переступила порог сразу, без объявления войны, бросилась в атаку. Меня размазало по стене, холеные руки обхватили мою шею, острые женские зубы впились в мочку уха. Без надежды на успех я предпринял последнюю попытку уклониться:
– - Кто-то обещал кафтан стрельца надеть...
– - Котик, тебя возбуждают мужчины?
– - клацнули зубы в опасной близости от моего уха.
Я смолчал. Как этой дуре объяснить, что ролевые игры, к которым в любой момент может присоединиться палач, не в моем вкусе? Если б верст за десять из города убраться, чтоб Пиримидон за спиной не маячил, я бы показал, на что способен российский парень, недавно вернувшийся из армии.
Княгиня отстранилась, в глазах хищный блеск, на смуглом лице многообещающая улыбка. Одним рывком разорвала на себе рубашку, бесстыже оголяя симпатичную грудь.