Ближний круг госпожи Тань
Шрифт:
Меня тревожит, что охранники доложат мужу и свекрови и те решат, что это не слишком благоразумная идея, но госпожа Чжао говорит:
– Конечно! Доктор Тань смотрит на женщину и видит в ней женщину, независимо от ее статуса. Я говорю по собственному опыту.
Не знаю, что трогает меня больше – то, что госпожа Чжао называет меня доктором Тань, или то, как она ценит отношения, которые мы выстроили после смерти Досточтимой госпожи.
– У меня нет возможности заплатить вам, – признается женщина-рулевая.
И снова госпожа Чжао выступает от моего имени.
– Вы можете отблагодарить ее, доставив нас до места в целости и сохранности.
Приступая к
Я выясняю, что женщине недавно исполнилось сорок, так что она, как и я, все еще проживает Дни риса и соли.
– На что вы жалуетесь? – спрашиваю я.
– У меня руки немеют уже лет шесть. – Она отрывает одну руку от румпеля, подносит ее к моему лицу и сжимает в кулак, затем отпускает, повторяя это движение несколько раз подряд. – Я нахожусь на этой палубе в любое время года. Зимой на севере бывают жестокие морозы. Летняя жара должна приносить облегчение, но нет. А чаще всего я работаю под проливными муссонными дождями.
– Кто-нибудь или что-нибудь помогло вам? – спрашиваю я.
На ее худых щеках играют желваки.
– Я обращалась только к уличным врачам.
Еще несколько вопросов и пара минут изучения ее пульса дают мне возможный ответ. Болезнь вызвана сочетанием Ветра и Влаги. Я прошу женщину зайти к нам в каюту, когда мы в следующий раз причалим. И во время стоянки, пока охранники занимаются погрузкой новых припасов, она навещает нас с госпожой Чжао. Судя по тому, как она оглядывает скромные апартаменты, ей никогда не разрешали заходить в каюту пассажира, тем более спать в тепле и относительном уюте. Я прошу ее лечь и прижигаю восемь точек, чтобы прогреть каналы, высушить сырость и стимулировать ци и Кровь.
Когда я объявляю, что лечение закончено, она садится.
– Неужели мне лучше? – Кажется, она не в силах поверить своим ощущениям, и это подтверждает, что избранный мной способ лечения оказался действенным. – Невероятно. Как вам это удалось?
– Когда что-то болит, тело лишено свободы движения. Без боли тело свободно. Этому меня научила моя бабушка.
Женщина неуверенно смотрит на свои руки, сжимая и разжимая кулачки.
– Это надолго?
Я вскидываю подбородок. Конечно.
У двери женщина кланяется по всем правилам, будто она выросла в хорошем доме.
– Женщина, которая помогает другим, помогает себе.
На что госпожа Чжао добавляет:
– Нашему дорогому доктору еще предстоит полностью усвоить этот урок.
Через пять недель после отплытия из Уси, с наступлением ночи, мы приплываем в Пекин. На пристани люди и животные тащат тяжелые грузы. Стражники в военной одежде несут факелы, другие стоят наготове, выставив копья и мечи. Их намного больше, чем нищих, толпящихся в каждом доступном взгляду закоулке. В воздухе воняет навозом и отбросами. А еще ужасно холодно. Госпожа Чжао выходит на причал, стараясь скрыть свое отвращение. Мне не нужны особые навыки, чтобы прочесть ее мысли: это не Шанхай.
Через час нас представляют Линь Та, евнуху, отвечающему за Управление ритуалов и церемоний.
– Вы будете отчитываться передо мной, когда будете находиться здесь или в стенах дворца, – говорит он. – Ясно?
Мы с госпожой Чжао киваем. Маковка суетится где-то рядом, начиная распаковывать наши сундуки.
– Мы не только отбираем врачей, повитух и кормилиц для службы в Запретном городе, но и отправляем наказания, – продолжает он.
Я опускаю
– Не красть. Не врать. Не сплетничать. Не строить из себя невесть что. – Мы с госпожой Чжао не произносим ни слова. – Самое главное, – продолжает он, – не делайте ничего, что могло бы вызвать неудовольствие у обитательниц дворца.
– Мы бы себе такого никогда не позволили! – Я не привыкла, чтобы со мной разговаривали в такой пренебрежительной манере, и слова сами слетели с моих губ.
Линь Та игнорирует мой выпад.
– Наказание включает в себя изгнание из дворца, порку и отсечение головы. Ваша семья обязана будет выплатить реституцию, а также возместить дворцу все расходы, понесенные во время вашего визита в столицу, неважно, живы вы или мертвы. – Он оглядывает нас. – Здесь вы находитесь под защитой, поэтому ваша охрана останется на лодке до тех пор, пока я не получу приказ отправить вас обратно в Уси. У вас есть вопросы?
Мы с госпожой Чжао качаем головами.
– Сегодня вечером я пришлю вам еду. Завтра утром вас отведут в Великие покои – комнаты во дворце, предназначенные исключительно для женщин. Пожалуйста, оденьтесь соответствующим образом. А теперь следуйте за мной.
Мне говорили, что евнухи обладают особой походкой, благодаря которой их можно узнать даже с большого расстояния. Оказалось, что это правда. Линь Та слегка наклоняется вперед. Он сжимает бедра, делая короткие, неровные шаги, выворачивая наружу ступни. Мы с госпожой Чжао чувствуем аромат, исходящий от наших ног. От Линь Та пахнет подтекающей мочой.
Как только, проводив нас в отведенную нам комнату, евнух закрывает за собой дверь, госпожа Чжао шепчет:
– Я слышала, в Великих покоях находится самое большое частное собрание женщин в мире. Императрица, придворные дамы и тысячи наложниц – все они служат императору. «Чайники без носика» гарантируют, что любой ребенок, рожденный в Великих покоях, будет принадлежать только ему.
– Я никогда не буду настолько осведомлена, как вы, госпожа Чжао, но, пожалуйста, не употребляйте больше выражение «чайник без носика». И «бесхвостая собака» – тоже не надо. Даже я знаю – это худшее, что можно сказать о них. Маожэнь говорит, что евнухи могущественны…
– Они сторожевые псы и шпионы!
– Именно поэтому лучше воздержитесь от использования любого из этих эпитетов, пока мы здесь, поскольку не знаем, какое наказание предусмотрено за оскорбление евнуха.
– Эта осторожность оправданна, – признает госпожа Чжао.
На следующее утро мы просыпаемся под тихий звон падающих с неба снежинок. Маковка помогает нам принять ванну и одеться в лучшие, самые элегантные одежды. Затем мы с госпожой Чжао набрасываем накидки, подбитые мехом горностая, и выходим из комнаты. Учитывая, сколько женщин должны обслуживать тысячи дам в Запретном городе, в залах Управления ритуалов и церемоний царит удивительная тишина. Краем глаза я смотрю на госпожу Чжао. Она выглядит встревоженной, вероятно, тоже озадачена безмолвием. Мы выходим во внутренний двор. Я ненавижу холод, но могу оценить его жестокую чистоту. Снежинки танцуют в воздухе, подгоняемые ветром. Сосульки свисают с карнизов, как палочки из слоновой кости.