Близнецы. Часть вторая
Шрифт:
Тогда хорунжий опустил взгляд в стол и задумчиво раскрутил пальцами добытую со дна кармана монетку. Блестящий профиль владыки Тильбе замелькал перед глазами Модвина, и он подумал с ужасом: «Неужто здесь однажды будет мое лицо?»
Оставшиеся полкубка вина больше не казались такими уж соблазнительными.
Крынчик прихлопнул монету и произнес печально:
– Нет другой такой женщины, как моя Анька. Я не нашел. Хотя и не очень старался.
– Расскажи мне о ней, – предложил Модвин, пряча любопытство, – если хочешь.
Крынчик выпил еще и рассеянно помахал кому-то у Модвина за спиной.
– Давно
Модвин в детстве читал про любовь с первого взгляда, про любовь вечную, про любовь безумную и страстную – в общем, про всякую разную любовь. Эти истории будили в нем живой интерес и желание понять принцип действия описанных чувств. Модвин спрашивал об этом брата, и тот, рассмеявшись, сказал: «Даже не представляю». Наметился некий подвох, и обращаться к Ортрун было очень страшно. Однако став в очередной раз свидетелем теплого приветствия, которое ожидало гетмана по возвращении с жатвы, Модвин подошел к сестре и осторожно поинтересовался: «Зачем вы с ним так много целуетесь?»
Ортрун стрельнула взглядом в сторону шеренги новобранцев, рядом с которой Гоздава казался каменным великаном, и заправила за ухо прядь волос.
«Мы любим друг друга и так это показываем».
Модвин догадывался, что она так скажет, и не замедлил задать следующий вопрос: «Как ты поняла, что любишь?»
«Подрастешь – узнаешь», – ответила сестра.
Модвин вроде подрос достаточно, но до сих пор об этом ничего не знал.
А в его возрасте Крынчик уже был год как женат – причем вполне счастливо, несмотря на изначальный скепсис родителей невесты.
Отец Аньки, известный в Вермаре мастер-литейщик, при первом появлении на пороге дома ее жениха-оборванца ожидаемо свистнул, подозвав сыновей, и вместе они без обиняков вытолкали Крынчика за ворота. Пока девушка плакала по ночам в подушку, а он отплевывался от городской пыли и подбивал друзей на помощь в похищении, обещая каждому справедливую долю того, что удастся стащить вместе с Анькой, местная компания торгашей из Хаггеды готовила пакость несговорчивой гильдии литейщиков.
– Представьте себе их, как грится, удивление, – рассказывал Крынчик, выразительно вращая глазами. – Синьки, значит, пришли ломать мастеру пальцы, один там уже юбку Аньке задирал, а тут заходим мы с ребятами. Вообще не «здравствуйте».
Где-то через неделю, когда всех перестало трясти, сыграли скромную свадьбу. Дела наладились: гильдия отщипывала ребятам Крынчика за охрану спокойствия, красавица Анька смеялась дурацким шуткам и цвела, Вермара слоилась и воняла заветренным тестом.
В тридцать седьмом к источникам этой вони примешалась горелая плоть.
На том горбатом холме, где поселился Крынчик, совсем рядом с родительским домом жены, было еще куда ни шло: болели мало, и все, что требовалось – сидеть сиднем и пореже выглядывать на улицу. Только вот улица имела гадкое свойство заползать к людям через порог. Анька, конечно, тоже
Крынчик рычал от бессильной злобы и сотрясал стены топотом, но чума его не боялась. Потом он целовал Аньку в синие изъязвленные губы, чтобы тоже заразиться и умереть. Болезнь отняла у него даже эту возможность, издевательски крякнула на прощание и растворилась в воздухе.
– Тогда я собрал ребят и перерезал всех хаггедцев, которых нашел в Вермаре, – сказал Крынчик, расчесав до крови прыщ на подбородке.
Модвин сглотнул.
– И тебя не казнили?
– Собирались. Гетман вовремя там оказался и спросил, за что.
Они оба помолчали. Опустевшая столовая скреблась возней и тихой болтовней посудомоек. Модвин допил вино и спросил:
– Ты до сих пор ее любишь?
– А как же. – Хорунжий отрыгнул и поставил кубок вверх дном. – Вот так в упор не узнаешь лучшие дни своей жизни, пока они не кончатся.
– Кажется, они у меня и не начинались.
Крынчик пожал плечами.
– Все может быть.
Он положил руку на стол, и под тканью длинного рукава проступили очертания круглой баночки с порошком. Модвина вдруг проняло осознанием. Подавившись слюной, он закашлялся и прохрипел:
– Расскажи мне… – Хорунжий через стол заботливо постучал ему ладонью по спине, и Модвин схватил его за рукав. – Расскажи мне еще раз о том, как она тебе снилась. Ни единой мелочи не упускай.
Крынчик был весьма дотошен, а где этого не хватало, там Модвин тут же латал прорехи своими вопросами.
Потом ему срочно понадобилось поговорить с лекарем.
– Мастер Алеш! – на бегу выкрикнул Модвин, завидев его вдалеке на пути, кажется, из детской. Тот остановился и спокойно подождал, пока господин восстановит дыхание. – Я, кажется, понял.
– Что именно? – с некоторым подозрением уточнил лекарь.
– Прозвучит безумно, – предупредил Модвин, достав из кармана серебристую баночку с порошком, – но вы послушайте.
Пытаясь распробовать эту гадость по примеру других дурманов, Крынчик щедро совал ее прямо под язык, ни в чем не растворяя, и вскоре съел достаточно, чтобы погрузиться в крепкий, но нездоровый сон. Тогда он и очутился в прекрасной весенней долине, где не было и намека на городскую пыль. Там Крынчика ждала возлюбленная Анька и еще давно умершие родители, по которым он иногда тосковал. «Это красивое место, – говорил хорунжий. – Такое красивое, что я постеснялся остаться». Но все же он возвращался туда несколько раз, и долина всегда встречала его новыми красками – яркими и сочными, как сказочные цветы.
– Так вот, – сбивчиво объяснял Модвин, – наверное, если принять это средство определенным образом и в нужном количестве, можно пережить что-то похожее. Оно как-то так действует… на всех одинаково, но по-своему. Как если выпить много сонного отвара. Или просто вина. Вроде такое бывает. Ну, то есть…
– Ясно, – буркнул себе под нос мастер Алеш и пару раз задумчиво кивнул. – Очень похоже на правду.
– Этим можно воспользоваться, ведь так? – подхватил Модвин. – Только соблюдать осторожность. Разве вы не хотели бы снова… еще раз увидеть тех, кого потеряли? – спросил он, стараясь придать голосу уверенности.