Бобо в раю. Откуда берется новая элита
Шрифт:
Иными словами религиозный порыв – штука гибкая и в разных культурах способна принимать различные формы. И сам этот порыв куда важнее, нежели конкретные ограничения и правила, налагаемые той или иной сектой или конфессией. Поэтому невредно и осмотреться, примерить на себя несколько религий, прежде чем сделать окончательный выбор. Можно выбрать и сразу несколько, чтобы свободно перемещаться между ними в зависимости от насущных нужд и предпочтений. Так мы примирили выбор и преданность.
Грандиозное примирение
Большинство считает такое примирение возможным или, по крайней мере, готово попробовать. Может, и получится. Роберт Нисбет, чья
Но есть и те, кто не верит в возможность совмещения максимальной свободы и духовной самореализации, считая, что созданная индивидуалистами теория изначально является ложной. Эти люди вроде бы готовы к совместной деятельности и все время говорят о традиции, корнях, сообществе, но любовь к этим добродетелям не идет у них дальше слов. Когда им приходится делать выбор, то общему делу они всегда предпочтут личную выгоду. Они забудут о местном сообществе, как только им предложат работу поинтереснее. Они откажутся от традиций и правил, если сочтут их утомительными. Разведутся, если брак перестанет доставлять удовольствие. Забудут друзей, если они им наскучат. И бросят ходить в церковь или синагогу, когда это перестанет приносить удовлетворение. При этом все это самообман, потому что в итоге всех этих передвижений в поисках свободы и самопознания окажется, что им буквально не за что зацепиться – все в их жизни было слишком легковесно и недолговечно.
Сравнивая нашу жизнь с той, что он описал в своей книге про Чикаго 1950-х, Алан Эренхольт уподобляет нас человеку, который сидит перед телевизором и щелкает пультом дистанционного управления, этим «абсолютным оружием персонального выбора, дающим возможность в течение часа выбирать и отвергать десятки видеоразвлечений, чья способность удерживать внимание изначально подточена опасением, что на следующей или последующей частоте идет что-то еще более завораживающее». Далее Эренхольт пишет: «Слишком многое из того, что мы делаем, и в большом и в малом, стало напоминать переключение каналов. Процесс этот сопровождается обескураживающей, по-видимому, бесконечной чередой вариантов, которая так никогда и не складывается ни в логическую, ни в нравственную систему, потому что вариантов просто слишком много, а помочь с выбором некому. Нам нечего противопоставить постоянному искушению попробовать еще один вариант, лишь бы не смотреть всю жизнь одно и то же».
С Эренхольтом сложно не согласиться. Чем шире и разнообразнее мы живем, тем выше опасность утратить ощущение принадлежности. Связи человека, ограничивающего себя одним сообществом или партнером на всю жизнь, безусловно, глубже и сильнее, нежели у того, кто потратил свой век на эксперименты. Человек, вверивший себя одной религии, будет верен ей куда больше, нежели тот, что любопытствующим агностиком маневрирует между различными учениями. Жизненный опыт монастырского монаха ограничен, зато, вероятно, и существование его наполнено особым смыслом.
Жизнь бобо – это мир широкого выбора, но лишенный беззаветной преданности, как, наверное, и глубочайших озарений, самых сильных чувств и самых честолюбивых планов. И пусть наши старания примерить свободу и преданность, добродетель и изобилие, автономность и сообщество и не ведут к катастрофическим последствиям или соскальзыванию
Бывает, оглядываясь по сторонам, я думаю, что совместить несовместимое нам удалось, только став поверхностными – мы просто откинули глубокие мысли и высокие идеалы, которые мучили бы нас, если б мы оценивали себя в соответствие с ними. Иногда мне кажется, мы слишком многое себе прощаем. По иронии судьбы, духовный путь бобо начался с большого взрыва – раскрепощение, отказ от старых ограничений, первые, самые сладкие эксперименты с тотальной свободой, – а заканчивается в тихой гавани.
Богема с отвращением взирала на пресное существование буржуазии, на их тупое довольство и благопристойные нравы. Поэтому они призвали среднее сословие отказаться от проторенных веками путей. Жизнь – это приключение! Однако если мы сами выбираем свой путь, что нам делать с людьми, которые предпочли другую дорогу? В жизни столько несоизмеримых ценностей, в каждой религии есть крупица истины, и каждый путь отражает реальную человеческую потребность. Поэтому богемный деятель, устремившийся к новым горизонтам, преисполненный героическими мечтаниями, довольно быстро осекается и начинает учиться терпимости, учиться не слишком рьяно отстаивать свои убеждения, чтобы не оскорбить соседей и не быть оскорбленным в ответ. И вот пылающий костер раскрепощения уже становится оберегаемой от ветра свечкой терпимости и умеренности.
Представители образованного класса с подозрением относятся к страстным речам и опасаются людей, яростно, бескомпромиссно отстаивающих свои взгляды. Сомнения вызывают также те, кто излучает уверенность в собственной правоте и нетерпимость к инакомыслию. Бобо стараются держать порох подальше от огня и сторонятся тех, кто «навязывает» свои взгляды и представления. Они предпочитают цивилизованную терпимость. Бобо свойственна гносеологическая скромность, они верят, что истина во всей полноте неведома никому, поэтому правильнее, преодолевая разногласия, находить что-то общее. Будь умерен в своей вере, потому что у тебя нет ответов на все вопросы, и не пытайся навязать ее другим.
И это вполне гуманистические умонастроения. Рядом с бобо приятно находиться, и это уже немало. Но как всегда, есть и обратная сторона. «Никто не торопиться признавать учение истинным только потому, что оно приносит людям счастье и делает их добродетельными», – писал Ницше. В конце концов, пророки и святые верили не потому, что им от этого было легче. Многие из них стали мучениками именно потому, что держались за правду, невзирая на земные последствия подобного поведения. Бобо – народ куда более практичный. Такой самоотверженности и героизма им, пожалуй, не потянуть.
Социолог Алан Вульф называет нравственность верхушки среднего класса «малогабаритной моралью». В 1998 году Вульф опубликовал книгу «В одной стране живем, в конце концов» по материалам интервью с 200 представителями среднего класса и его верхушки, живущих в пригородных зонах по всей Америке, – и эта демографическая выборка больше чем наполовину совпадает с тем, что мы называем образованным классом. В группу Вульфа попали и ортодоксальные верующие, и те, чья вера носит сугубо индивидуалистский характер, в частности женщина, нашедшая Бога в себе и рассказавшая об этом примерно в тех же выражениях, что и Шейла из «Привычек сердца» Роберта Беллы тринадцать лет назад. В результате Вульф приходит к заключению, что представители верхушки американского среднего класса ценят религию, но не готовы ставить ее выше плюрализма.