Боевая рыбка
Шрифт:
Через три дня пути после выхода из Дарвина мы столкнулись с реальной неприятностью механического свойства - оказалось неисправным вычислительное устройство расчетов торпедной атаки. Мы устраняли неполадки почти два дня, в то время как у меня крепла уверенность в том, что все в этом патрулировании идет не так, как надо. Наконец стало ясно, что мы не отремонтируем его без необходимых запасных частей.
Не слишком надеясь на успех, я направил донесение с просьбой о помощи от какой-нибудь следующей на юг подлодки. Перт ответил почти сразу, направляя меня на встречу с подлодкой "Хардхед" моего однокашника Фрэна Гринапа примерно за сто миль на север от того места, где мы находились. Примерно в час следующего дня "Флэшер" и "Хардхед"
На позиции в восточной части Южно-Китайского моря три подлодки нашей "стаи" расположились на расстоянии примерно двадцать миль друг от друга. Потянулись бесконечные часы несения позиционной и дозорной службы. Поначалу все шло спокойно, и я вновь поймал себя на том, что анализирую, не подвержен ли колебаниям мой боевой дух. Один день я был нервным, как кот, и совершенно лишенным уверенности в себе; на следующий день чувствовал в себе силы задать трепку всему японскому флоту. Я решил более строго придерживаться режима сна, есть не так беспорядочно и даже следить за тем, что читаю. Я тогда запоем читал книгу Ли "Лейтенанты", но не пренебрегал и более легкой литературой, и нетрудно было обнаружить, что великое творение Дугласа Саутхолла Фримана не было обделено вниманием. Читая об этих людях, проявивших бесстрашие в другой войне, утешая себя тем обстоятельством, что они тоже не были застрахованы от ошибок и все же выходили победителями из трудного положения, я стал чувствовать большую уверенность в себе. В положении командира человек может найти огромное утешение в осознании того, что просчеты не являются исключением во время войны; что, наоборот, большинство действий производится на основании принятия во внимание ряда ошибок, неожиданных факторов и непредвиденных обстоятельств.
Поистине непредвиденным было обстоятельство, ввергшее нас в первую схватку, - мы сбились с курса.
В течение нескольких дней, когда мы с все возрастающим напряжением вели поиск противника, небо было затянуто облаками. Видимость оставалась настолько плохой, что мы были не в состоянии точно определить свое местонахождение. Но 4 декабря рассвет выдался ясным и ярким. В утренних сумерках я поднялся на мостик с Филом Гленноном и увидел, как он старается получше разглядеть звезды; затем, когда он спустился вниз, чтобы произвести обсервацию, я пошел в кают-компанию выпить кофе.
Фил возвратился через несколько минут и выглядел довольным.
– Я сделал точную обсервацию сегодня утром, командир, - сказал он. - Мы находимся примерно на пятнадцать миль западнее того места, где должны были быть.
Теперь можно с облегчением вздохнуть уже только оттого, что мы знаем, где находимся. Несколько миль способны совершенно все изменить, когда вы действуете в связке.
– Отлично, - сказал я. - Нанеси координаты корабля на карту и дай мне знать, когда мы вернемся на позицию.
Фил кивнул и склонился над планшетом, а я поднимал очередную чашку кофе, когда вошел вестовой и протянул мне донесение из радиорубки.
Оно было от Уорса Скэнлэнда на "Хокбилл", и внутренний голос подсказал мне, что это важная новость. Вот оно, подумал я. После Кико Харрисона я почувствовал, как волосы встают дыбом у меня на голове.
Кико вскрыл маленький черный ящик и начал дешифровку. Первым словом было "Контакт".
Уорс обнаружил конвой, большой конвой. Он сообщил свой курс, скорость движения и добавил с характерным для него сарказмом: "Ты займешься эскортом, а я - более легкой поживой". Но когда мы сопоставляли местонахождение конвоя с нашим собственным, Фил и я посмотрели друг на друга и усмехнулись. Благодаря нашей позиции в пятнадцати
Я соскочил со своего места в кают-компании и бросился в боевую рубку. Фил был позади меня. Пока бежал, я ощущал, как меняется атмосфера в лодке. Моряки "Флэшер" чувствовали: что-то должно произойти, и, даже не получая команды, стали спокойно расходиться по своим боевым постам.
Том Маккэнтс занялся управлением. Через люк я дал ему указания повернуть "Флэшер" таким образом, чтобы мы были обращены к конвою, и поднял перископ на всю длину.
И вот они появились. Я сразу же различил мачты японских судов, направлявшихся к нам.
С его позиции на мостике Тому они видны не были, и Фил сообщил новость наверх через люк, в то время как я стоял в боевой рубке, где было спокойно, ощущая прилив крови к лицу и зная, что испытание, о котором я мечтал, которому хотел подвергнуться и по поводу которого испытывал беспокойство с самых первых дней обучения в Военно-морской академии, наступило наконец для меня. Настал день, когда мне предстояло командовать в боевой обстановке. Как мне при этом действовать?
Через мгновение я повернул "Флэшер" и вел ее параллельно конвою достаточно долго для того, чтобы сверить его курс и скорость и дать взглянуть Филу. Уорс определил его безукоризненно. Фил спустился вниз, чтобы дать ему знать, что мы вошли в контакт и атакуем, а я некоторое время оставался в рубке с ощущением полного одиночества и смотрел в перископ на мачты неприятельских судов.
– Ладно, - сказал я наконец. - Направь ее на них.
– Слушаюсь, сэр, - откликнулся Том с мостика. - Лево на борт.
Мы развернулись на 180 градусов.
– Погружай лодку, Том.
Он ударил по кнопке тревоги, и трое сигнальщиков скатились в люк, когда мы начали спокойное погружение. Том последовал за ними и захлопнул за собой люк, а старшина-рулевой схватил штурвал люка, чтобы наглухо его задраить.
Том испытующе посмотрел на меня, когда спускался по трапу. Он не видел конвоя, но в общем-то знал, что было впереди, и я читал на его лице тот же вопрос, что и на лицах других моряков, пока мы выходили на боевые позиции: как-то поведет себя этот парень во время своей первой атаки?
Фил вернулся в боевую рубку, снял прибор "есть - был" с крюка и повесил на шею, почти сразу же начиная устанавливать на нем курсы и скорости. Том пошел назад к портику в углу кормовой части и начал опускать рычажки включения вычислительного устройства расчетов торпедной атаки (ВУРТА). Когда смолк звон "кланг-кланг-кланг" сигнала боевой тревоги, скрип механизмов ВУРТА разнесся по боевой рубке.
Эдди Эткинсон, наш помощник торпедиста, подошел и посмотрел на меня так же, как Том, когда шел назад, чтобы приготовить ВУРТА. В ответ я окинул его ничего не выражающим взглядом, чувствуя, что мое лицо неподвижно и напряжено. Двое рулевых подошли, чтобы помогать одерживать лодку на боевом курсе и контролировать ее ход при помощи лага; долговязая фигура Кико Харрисона взметнулась вверх по трапу - он пошел на корму, встав возле Эдди и Тома в качестве своего рода помощника по общим вопросам. Мне было слышно, как внизу, в центральном посту, Снэп Коффин спокойно разговаривал с одним из своих рулевых-горизонтальщиков.
Всего на мгновение, пока мы дифферентовали лодку на перископной глубине, я оглянулся на этих людей, с которыми был знаком еще так мало, но которые были мне близки. Мне казалось, что я знаю о них все, что у них за семьи, сколько у них детей, каковы их надежды и устремления, и, когда думал об этом, вновь говорил себе: "Как одиноко мне сейчас". Подсознательно я все еще искал человека, который будет отдавать главные команды. Но на сей раз этим человеком был я, и лица окружавших меня людей возвращали ответственность тому, у кого она должна быть таким бесповоротным и ужасным образом.