Боевыми курсами. Записки подводника
Шрифт:
Там нес вахту старшина группы торпедистов мичман Блинов. Так же как и в первом отсеке, личный состав, свободный от вахты, отдыхал. Воздух здесь был значительно свежее - положительно сказывалась работа дизелей, которые вытягивали воздух из отсека и тем самым способствовали [235] более активной вентиляции. Поэтому личный состав чувствовал себя немного лучше, чем в первом отсеке, несмотря на то что амплитуда качки в кормовом отсеке была такой же.
Пробираясь к ним, я про себя каждый раз удивлялся смелости и самоотверженности моего экипажа: ведь многие офицеры и матросы,
Побеседовав с личным составом, я вернулся в шестой отсек. В шестом, электромоторном, отсеке было непривычно светло и сухо, да и воздух был чище. У главной станции гребных электромоторов меня встретили старшина команды электриков мичман Карпов и электрик Григорий Трубкин.
У переборки отсека, удобно расположившись на падубе, грелись и сушили обмундирование только что сменившиеся с верхней вахты наблюдатели. Они оживленно разговаривали и весело смеялись, не обращая внимания на качку корабля.
В трюме, на линии валов, нес вахту моторист Котов. Небольшого роста, скромный, с вечной улыбкой на молодом лице, он обладал исключительным спокойствием. Несмотря на тяжелые условия несения ходовой вахты в трюме во время похода, несмотря на жесточайший шторм, Котов доброжелательно и негромко доложил мне, что линии валов работают нормально и температура подшипников в пределах технических норм.
Из электромоторного я перешел в дизельный отсек. Равномерно и ритмично стучали дизеля. В пятом отсеке вахту несли командир отделения мотористов Петр Индерякин и моторист Степан Васильев. Из-за шума дизелей их голосов не было слышно, однако мимикой и жестами они показали мне, что в отсеке все в порядке. Качка их, по-видимому, не изнуряла, поэтому выглядели они бодро.
Все больше и больше присматривался я к мотористу Васильеву, восхищался его умением находиться там, где труднее всего, и его бескорыстной помощью, которую он [236] оказывал каждому матросу. К нему тянулась молодежь - он был по возрасту и службе старше многих и имел большой житейский и флотский опыт.
В центральном посту было темно и сыро. Вахту возглавлял старшина группы мотористов мичман Крылов, который также один из старожилов нашего корабля. Он был невысоким, плотным, немного сутуловатым, с шапкой черных кудрявых волос. Любой разнос своего непосредственного начальника - командира группы движения инженера старшего лейтенанта Воронова, он переносил спокойно, внешне не волнуясь. Все замечания принимал как должное.
Монотонно гудела невидимая во мраке трюмная помпа, откачивая поступавшую в отсек через рубочный люк забортную воду… Старший трюмный Алексей Соколов внимательно следил за ее работой.
У гирокомпаса трудился командир отделения штурманских электриков Михаил Рыжев. Он справедливо высказывал свое неудовольствие тем, что вода из боевой рубки попадала на компас - его любимое детище. Гирокомпас был установлен пожалуй что действительно неудачно - невдалеке от рубочного люка, - и на него все время попадали брызги воды.
Возле
После осмотра корабля я поднялся на ходовой мостик.
– Внимательней смотреть за горизонтом!
– весело и молодцевато скомандовал вахтенный офицер Егоров, уже подменивший старпома.
Тем самым он будто выражал и свою радость от возможности самостоятельно править ходовой вахтой, и серьезное внимание молодого подводника, готового в любую минуту применить грозные торпеды против любой плавающей вражеской цели.
– Есть смотреть внимательней!
– дружно и столь же задорно ответили сигнальщики и наблюдатели.
Егоров явно остался доволен верхней вахтой и, одобрительно окинув всех взглядом, поднял бинокль к глазам, [237] чтобы еще раз тщательно осмотреть горизонт. Подводная лодка, покачиваясь с борта на борт, зарываясь носом в волны и выпрыгивая из них, уверенно шла заданным курсом через ночной шторм.
Боцман Емельяненко, сменившись с сигнальной вахты, торопливо сошел вниз. Войдя в кают-компанию старшин, он заглянул на камбуз и громко позвал:
– Вестовой!
Вестовой Козел, сидевший на камбузе вместе с коком, вскочил, чтобы выслушать и мигом исполнить распоряжение:
– Я!
– Чайку нам с мичманом Щукиным. Да покрепче!
– Есть чайку, да покрепче, - бойко отрепетовал вестовой и юркнул в буфетную.
– Мичман Ефимов, присаживайтесь к нам, - обратился Емельяненко к старшине группы радистов и, прежде чем сесть за стол, деловито посмотрел на барометр.
– Все еще падает!
– баском констатировал он и только после этого сел за стол. К этому времени вестовой показался у переборки камбуза.
– Смотрите, чай не пролейте, - предупредил боцман вестового.
Недоверчиво глядя на шаткую походку вестового, он нетерпеливо встал и направился ему навстречу. Приняв от него стаканы с чаем, боцман благополучно донес их до стола и, передавая один из них Щукину, произнес:
– Так оно вернее будет!
С видимым наслаждением он залпом выпил стакан чаю и с видом человека, знающего в чаепитии толк, отметил:
– Отличный чай! И в меру горячий.
– Да!
– согласился с ним Щукин.
– Повторим, Николай Николаевич?
– Не повредит!
– тут же согласился боцман.
– Хорошо чайку попить после вахты. Пьешь, и еще хочется, вроде легче становится.
– Верно, усталость как рукой снимает, - со знанием дела подтвердил Щукин. [238]
Они выпили еще по стакану. Немного согревшись, мичман Щукин поблагодарил вестового за угощение и ушел в центральный пост, разумеется, так же как и боцман, взглянув по дороге на барометр, и так же озабоченно сетовал:
– Все еще падает!
Зазвенели ступеньки рубочного трапа. Высокий, румяный штурман Шепатковский в черном кожаном реглане и кожаной шапке-ушанке поднялся на мостик и дружески улыбнулся Егорову. Тщательно протерев артиллерийский бинокль, он тоже стал медленно осматривать горизонт.