Боевыми курсами. Записки подводника
Шрифт:
Я с тревогой следил за каждым маневром судна-ловушки, и акустик Крылов мастерски помогал мне в этом, но тем не менее оторваться от противника не удавалось долгое время. Он упорно шел у нас, что называется, «на хвосте» и, имея, по-видимому, усиленный запас, бомбил нас большими сериями, перекрывая при этом максимальную площадь поражения.
Сложность уклонения от глубинного бомбометания заключается в том, что никогда нельзя точно определить ни расстояние, ни направление, ни глубину разрыва бомбы. Поэтому поспешный, безрасчетный маневр всегда мог оказаться последним.
Глубинные
Для поражения подводной лодки было достаточно взрыва одной глубинной бомбы вблизи корпуса в любой плоскости, и в этом случае она могла быть уничтожена. Так как в те времена точно определить глубину погружения подводной лодки было трудно, глубинные бомбы, для увеличения шансов на успех, обычно сбрасывались сериями с установками на разную глубину…
В центральном посту воцарилась тревожная тишина. Я внимательно рассматривал мужественные лица матросов, старшин и офицеров и проникался к ним глубоким чувством уважения и любви: они самоотверженно старались уберечь друг друга от нахлынувших волнений, вселить уверенность в своих силах и неизбежно благополучном исходе. Все мы были люди разные и в то же время удивительно схожие. Нас объединяло чувство высочайшей ответственности за порученное нам дело. Мы могли неделями не спать, чтобы вовремя закончить ремонт и подготовить корабль к выходу в море, часами самозабвенно вели борьбу за живучесть корабля на своих боевых постах во время бомбежек противника.
Заканчивался восьмой час погони. Непозволительно долгое пребывание под водой уже отразилось на содержании углекислого газа в подводной лодке, включили приборы регенерации (поглотители углекислого газа) и кислородные приборы, увеличивающие содержание кислорода до нормы, до предела понизилась плотность аккумуляторной батареи.
Враг по- прежнему шел по пятам…
Мои нервы были напряжены до предела. Мне хотелось остаться одному. В трудные минуты я всегда искал уединения, чтобы собраться с мыслями и успокоиться, и сейчас не хотел изменять своей привычке.
Я зашел в свою каюту. Усталый взгляд скользнул по столу, где стояли статуэтки слона и льва, подаренные мне помощником командира плавбазы «Волга» капитан-лейтенантом Г. Рядовым. И в этот момент мне пришло в голову, что в подобных сложных и опасных ситуациях каждый командир должен обладать спокойствием слона и дерзостью льва. Эта мысль мне понравилась и вместе с [243] тем вселила новые силы. Я тут же возвратился в центральный пост и продолжил уклонение.
Сознание опасности, которой подвергалась подводная лодка, усилило мои энергию и находчивость. Испробовав, казалось бы, все маневры по уклонению, я наметил себе новый план действий. С этой минуты усталость, охватившая меня в ходе уклонения, уступила место жажде новой борьбы и надежде
Я решил уклоняться от судна-ловушки по синусоиде: вначале рулевой перекладывал вертикальный руль по команде на 5 градусов влево, и подводная лодка медленно изменяла курс и катилась влево. После изменения курса на 30 градусов рулевой по команде перекладывал руль на 5 градусов вправо, и подводная лодка медленно изменяла курс вправо. И так мы повторяли много раз…
Одновременно с этим мы меняли глубину, то погружаясь, то всплывая на несколько метров. Таким образом, мы шли, по сути дела, по синусоидам в двух плоскостях - по горизонтали и по вертикали.
Наконец, после маневрирования таким способом, шум винтов судна-ловушки стал затихать. Последняя серия глубинных бомб разорвалась где-то далеко за кормой, значит, маневр сделан правильно, мы расходились с противником.
– Горизонт чист!
– наконец доложил акустик Крылов с нескрываемой радостью.
В центральном посту все облегченно вздохнули.
После этого эпизода я сделал для себя вывод: наиболее разумный способ уклоняться от бомбометания - идти по пространственной кривой в трех измерениях.
День показался мне бесконечно долгим. За прошедшие сутки я изрядно утомился и, войдя в каюту, прилег на диван. Я долго не мог заснуть, все перебирал в уме события прошедшего дня, к тому же меня внезапно сковало то тревожное ожидание, которое нередко охватывает моряков в походе и особенно нарастает среди очевидной опасности. А угрозы для нас было предостаточно, и еще острее она чувствовалась вблизи осиного гнезда немцев - базы противолодочных сил, где нежданно-негаданно появились коварные суда-ловушки. [244]
Позже флотская разведка подтвердила, что это действительно было судно-ловушка, то есть сторожевой катер, переоборудованный немцами под небольшой транспорт, с установленной на палубе трубой, через которую он нещадно чадил, привлекая к себе наши подводные лодки. В бухте Ак-Мечеть, невдалеке от тарханкутского маяка, немцы создали целое соединение подобных противолодочных сил…
Между тем приближалась ночь, необходимо было всплыть и немедленно доложить о неприятном сюрпризе командованию флота, а также провентилировать отсеки подводной лодки и пополнить энергетические запасы нашей аккумуляторной батареи. Я тихо поднялся с койки и пошел к радиорубке.
В центральном посту все оставалось по-прежнему: тускло светились в полумраке зеленые глаза многочисленных приборов и указателей; как обычно, слышалось тихое жужжание гирокомпаса, которое вместе со щелканьем эхолота еще сильнее подчеркивало необычайную тишину, царившую в подводной лодке.
Дверь радиорубки была распахнута. Николай Миронов, ставший теперь старшиной группы радистов, и новый командир отделения Конецкий чинили разбитую взрывами радиоаппаратуру. Они не заметили меня, и я, молча переступив порог и опершись спиной о край двери, стал с нетерпением наблюдать за их работой. Было необходимо срочно доложить командованию флота и бригады о новом коварном приеме врага и тем самым попытаться уберечь от роковой ошибки остальных наших подводников.