Бог-без-имени
Шрифт:
— Прыгай, Хэн тебя побери! — крикнул незнакомец.
Неясное лицо его вдруг приобрело страшный оскал. Фьольвир прыгнул, едва не задев макушкой коготь. Лед брызнул из-под ступни. Жила под свейками продавилась, и лапа, потеряв Фьольвира, как цель, качнулась в сторону.
— Еще! — потребовал незнакомец.
Фьольвир прыгнул еще. Лапа рухнула куда-то в туман, вместо нее неуверенно, с другого краю, выплыла вторая.
— Дальше! — показал незнакомец на новое пятно.
Сам он, присев, бил топориком в основание пунцовой
— Прыгай, прыгай! — кричал он в звоне металла о чешуйку каменной твердости.
Фьольвир прыгал.
С одного пятна на другое. На третье. На четвертое. Вокруг пунцовой бляшки, которая раскрывалась все больше и больше. Лапы чудовища мотались над его головой, иногда распарывая воздух когтями в опасной близости. От особо удачного прыжка по ним словно проходила судорога, и то одна, то другая лапа на несколько мгновений с шумным плеском уходила вниз, в воду. Туман закручивался, то густел, то редел, приподнимался и опускался, и в разрывы виделось море.
Фьольвир прыгал. Незнакомец лупил по остаткам бляшки обухом. Тварь покачивалась под ногами.
На мгновение Фьольвиру показалось, будто рядом, за спиной, хлопает в ладоши радостная Хейвиска, хохочет от танца, в расшитом платье, в бусах, тяжелые волосы убраны под лайру, которую носят все женатые женщины. В улыбке, в хохоте — всего одна просьба: еще, мой муж, еще!
Фьольвир остановился, обернулся. Женская фигура, если и была, пропала в тумане, который, словно осмелев, надвинулся, наплыл холодными клубами. Ничего не видно, ничего, даже воды.
— Прыгай! — крикнул незнакомец.
— Да-да, — кивнул Фьольвир.
Но ноги больше не шли. Они казались чужими, неподъемно-тяжелыми и не желали гнуться. Фьольвир переступил ими и свалился на задницу.
— Все, незнакомец, — сказал он. — Прости.
В ответ безликий спутник Фьольвира пожелал ему частых совокуплений с темными порождениями Хэнсуйерно, потом предложил убираться к вахенам и что есть силы застучал топориком по остаткам бляшки.
Фьольвир раскинул руки.
Под звон топорика и костяной хруст он смотрел, как из завитков тумана над ним проступает лапа чудовища, как нацеливает прямо в грудь свой загнутый коготь, как слегка оттягивается, чтобы набрать стремительную силу. Дальше смотреть было незачем. Фьольвир закрыл глаза. Здравствуй, Тааливи…
— Ф-фууу! — сказал незнакомец, шумно опускаясь рядом. — Успел!
— В смысле? — спросил Фьольвир, не спеша открывать глаза.
— Добрался до нервного узла.
— И что теперь?
Незнакомец хлопнул спутника по животу.
— Плывем, арнасон! Плывем на Коггфальтаддире, крушителе кораблей, морозном ужасе, одном из созданий Хэнсуйерно. Правда же, он был в дурном настроении, когда делал это чудище. Глупое, жадное животное.
— Хэнсуйерно?
— Чудище, арнасон. А ты, честное слово, хуже вахена,
— Устал, — сказал Фьольвир.
— Ты же вроде ватангером плавал, — сказал незнакомец, — тяжелая работа, насколько я знаю.
— Это другое.
— Ну да, ну да, тебе бы в Тааливисто. А я думал, что мы договорились. Не хочется мир спасать?
— Я же помогаю.
— Эх, арнасон, — вздохнул незнакомец, — знал бы ты с мое, вприпрыжку бы по воде за кааряйнами побежал. Понимаешь, все, все умрет.
Фьольвир помолчал. Он хотел сказать, что не чувствует себя живым и поэтому ничего не понимает в ценности жизни, но спросил другое:
— А этот Коггфаль…
— Коггфальтаддир?
— Да, он. Он за нами сюда приплыл? Ну, то есть, убить нас?
Незнакомец фыркнул.
— По-моему, более очевидных закономерностей не бывает. Мы плывем, что-то плывет нам навстречу.
Фьольвир открыл глаза.
— А сейчас он не тонет?
— Нет, течение как раз отнесет его туда, куда нам надо.
— Это куда? — чуть повернул голову Фьольвир.
Незнакомец повернул голову в ответ. На пустом лице проступила улыбка.
— К Хельматьйодифьорду. Оттуда до земель кааряйнов будет всего день пути.
— Они ведь не просто к нам пришли?
— Нет.
— Из-за тебя?
Незнакомец не ответил. Туман редел. Сквозь него то и дело проглядывало небо в лоскутах высоких серых облаков. Само небо было цвета старого одеяла, как-то выданного из запасов Фьольвиру и Хейвиске, как молодой семье. Многажды стиранное, сотни раз битое о камни, он растеряло весь свой изначальный цвет и имело странный изжелта-голубоватый оттенок. Вот и небо было таким.
— А как тебя зовут? — спросил Фьольвир.
— Никак, — ответил незнакомец.
— Не может быть.
— Унноме. Так меня звал Йорун. То есть, безымянный. А когда был в хорошем настроении, звал Унномтюром. Безымянным богом.
— Почему?
— Настроение хорошее.
— Нет-нет, — сказал Фьольвир. — Почему тебе так и не дали имени?
— А я был никто.
— Даже не бог? — удивился Фьольвир.
— Какой там бог! — хмыкнул незнакомец. — Был бы я богом, хотя бы самым мелким… Но, знаешь, не свезло. Хранитель, слуга, бойцовая кукла…
— Это как?
— Это когда на тебя натягивают доспех, и ты бегаешь от Йорунова копья или Стергрунова меча, покуда удачи хватит. Такое не часто происходило, конечно, Офнир так вообще не любитель, но перепадало мне хорошо. Иной раз до Тааливисто в глазах. Сейчас вот думаю, может и хорошо, что не бог.
— А могли убить?
— Не знаю, — сказал незнакомец. — У меня, собственно, и тела-то нет. Это вот, — он приподнял руку, — чужое.
Они помолчали. Где-то внизу поплескивала вода. Было на удивление тихо, покойно. Фьольвир похлопал чудовище по твердым пластинам под собой.