Бог-без-имени

Кокоулин Андрей Алексеевич

— Арнасон!

Окрик незнакомца заставил Фьольвира остановиться. Гора мертвецов на сломанной створке почему-то оказалась справа. Неужели он понес Хейвиске к заливу? Ох, дурак.

— Прости, — шепнул он жене.

Присев, он привалил тело Хейвиски к чьим-то ногам, к чьей-то голове, последний раз провел по волосам, коснулся век, губ. Тяжелый дух начинающей разлагаться плоти забивался в ноздри, туманил взгляд.

— Все, арнасон, все.

Незнакомец повлек его прочь.

— А где, где Гайво? — спросил Фьольвир.

— Я положил его с

другой стороны.

— Ему же найдется место на Тааливисто?

Ответом Фьольвиру была грустная улыбка.

— Он с вечера уже там. Они все уже там, братец. А нам нужен огонь.

В руке у незнакомца появился факел. Он зашел в общий дом, где в очаге могли долгую ночь рдеть и не гаснуть угли.

— Ты еще хочешь вернуться сюда? — крикнул доброхот изнутри.

Фьольвир оглянулся. Частокол, избы, гора мертвецов. Земля, впитавшая кровь и боль людей.

— Не знаю, — сказал он. — Нет.

— Понятно.

Из проема общей избы через мгновение плеснуло красным. Рыжие, жадные отблески заплясали по бревнам. Незнакомец появился с горящим, капающим смолой факелом.

— Я или ты? — спросил он.

Фьольвир подумал.

— Я, — сказал он. — Это мой народ.

— Тогда держи.

Пальцы Фьольвира сжались вокруг факела. Трепещущим жаром обмахнуло лицо. Клокочущее пламя чуть не цапнуло за бороду.

— Осторожнее! — крикнул незнакомец.

Шаг, другой.

Фьольвир вдруг потерял Хейвиску. Только что видел, только что различал ее под нависающими руками, головами, тряпками, шел к ней — и вот уже не может отделить ее от остальных мертвецов, проложенных деревом и соломой. Словно то, что не позволяло ей смешиваться с ними, пропало. Но, может, это было и к лучшему.

Жди меня, родная. Я скоро, подумал Фьольвир и опустил руку.

Огонь прыгнул с факела. Через несколько мгновений гора загудела и затрещала. Потянулись дымки. Запахло мясом. Вязки сухой соломы брызнули искрами. Через мертвых людей пламя принялось прокладывать себе путь наверх, облизывая головы, выглядывая из подмышек и щекоча пятки.

Треск и жар набрали силу.

— Все, все!

Незнакомец потянул замершего Фьольвира от огня. Мертвецы шевелились и переворачивались, словно искали позы поудобней. Несколько досок упали вниз. Воздух гудел, дрожал и плавился. Запах стал невыносим.

— Пошли!

Незнакомец вывел Фьольвира за частокол.

— Ночью подморозит, — сказал он. — Нам нужно успеть выбраться из залива.

— И куда мы поплывем? — спросил Фьольвир, не в силах отвернуть голову от огня и дыма, клубящегося над крышами.

Незнакомец оскалился.

— К кааряйнам.

Глава 2

У бревна перед спуском к заливу их ждал тюк с одеждой. Размотав повязку, Фьольвир переодел штаны, натянул рубаху и крепкий, добротный, длиннополый везинг — все не родное, чужое. Потом подпоясался. Незнакомец передал ему топорик и нож. Следом из рук в руки перешли мешок с хлебом и мясом и баккель с водой.

— Пошли.

Незнакомец

вооружился вторым топориком, сунул под мышку два коротких весла и по тропке принялся спускаться к воде. Фьольвир еще какое-то время постоял, глядя на зарево, встающее над частоколом, попытался пробудить в себе то ли боль, то ли сожаление, но не смог — внутри было холодно и пусто. Когда жадный, высокий язык пламени пожрал крышу общего дома, Фьольвир мотнул головой и пошел вслед за незнакомцем.

Мелкие окатыши заскрипели под кожаными свейками.

Ожидая его, незнакомец сидел на корявом бревне рядом с причальными мостками и сбивал носком ноги верхушки мелких волн. Пустое лицо казалось задумчивым. Берег темнел обломками и ветками. Одинокая лодка качалась на воде. Для двоих она была маловата.

Небо с севера затягивало стылой пеной. Над заливом низко пролетели зимние утки. К скорому снегу.

— Не потонем? — кивнув на лодку, спросил Фьольвир.

— Не должны, — сказал незнакомец, соскакивая с бревна на камни. — Забирайся. Я — за тобой.

На дне лодки поблескивала вода.

— Мы так можем сразу в Тааливисто, — сказал Фьольвир, усаживаясь на скамью на корме.

— И не надейся.

— Мне-то что?

— Лови.

Незнакомец кинул Фьольвиру одно весло и легко перескочил на лодочный нос. Лодка закачалась. Вода плеснула в борт.

— Точно потонем, — сказал Фьольвир.

— Мы осторожненько.

Перегнувшись, незнакомец отвязал веревку и оттолкнулся рукой от мостков. Лодку медленно повело в сторону.

— Все, не спи, — сказал доброхот, опуская свое весло в воду. — Я — справа, ты — слева.

Фьольвиру понадобилось несколько гребков, чтобы приспособиться к манере спутника. Три взмаха веслом, короткая передышка, снова три взмаха веслом. Лодка резала залив. Серые скалы плыли мимо. Над скалами вставали сосны. По Холму Аттитойне катилось мутное солнце.

Раз-два-три. Ф-фу. Выдох. Раз-два-три.

Узор скал менялся. Где-то они зарастали мхом, а где-то краснели, темнели жилами просочившихся наружу пород. Сосны качали кронами. На середине залива лодку подхватило течение, и незнакомец сложил весло на коленях.

— Знаешь про шкатулку Телеотта? — спросил он, повернувшись.

— Нет, — сказал Фьольвир.

— Был такой мелкий бог. Телеотт. Мастер вещей. Его не особо ценили в мире богов. Его, в сущности, и у вас не ценили. Вроде бы только где-то у хансов в его честь был построен маленький храм.

— Это ты?

— Телеотт? — незнакомец рассмеялся. — Нет, но я знал его. Он был косоглаз и не в меру волосат. К тому же был жутко любвеобилен. Ни одной более-менее смазливой ваэ-кири, то есть, прислужницы не пропускал.

— Но если он был так дурен собой…

— Он был бог.

— Ну, если так.

— Ты слушай дальше, арнасон, — сказал незнакомец. — Телеотт был женат. При этом женой его была сестра Наккинейсе, жены Йоруна, красавица Фенлиль, богиня страсти и любопытства. И брак состоялся очень даже по любви.